На задание батальон вышел ночью. На рассвете противник обнаружил батальон, и начался бой. Немцы отрезали от батальона штаб. Рота автоматчиков, в которой служил рядовой Матросов, бросилась на помощь штабу. Бой продолжался до вечера. Захватчики отступили. Штаб соединился с батальоном. Александр Матросов вынес с поля боя раненого комбата.
Утром батальон выбил врага из лесочка, вышел на снежное поле – впереди еще один лесок. Советские солдаты приближались к нему, не ожидая подвоха, и вдруг пулеметные очереди сразили нескольких товарищей Матросова: кого-то убило, кого-то ранило. Вперед пошла группа Бурдина с приказом уничтожить огневую точку противника. Немцы оказались расторопнее. Вновь попадали советские солдаты в снег: кого-то убило, кого-то ранило.
Александр Матросов, не ожидая команды, пополз к вражескому дзоту. Он приблизился к огневой точке, метнул гранату. Раздался взрыв. Дзот замолчал. Батальон пошел в атаку. Но вдруг снова заговорил пулемет немцев. И рядовой Матросов подполз к амбразуре, встал во весь рост и рухнул на железные струи пуль. И вновь батальон поднялся в атаку, и выиграл бой.
У Александра Матросова не было семьи, отца, матери. У него была любимая девушка Лида Курганова. 21 февраля 1943 года он написал ей письмо.
«Дорогая Лида!
Только что кончилось комсомольское собрание. Почистил автомат, покушал. Комбат говорит: „Отдыхайте лучше, завтра бой“.
Я не могу уснуть. В окопном блиндаже шесть человек, седьмой на посту. Пятеро спят, а я сижу возле печурки при свете гасилки и пишу письмо. Завтра передам его связному.
Интересно знать, что-то ты поделываешь сейчас? У нас на фронте как стемнеет немного, так и ночь. А у вас в тылу – электрический свет. Поди, ложитесь спать часов в двенадцать. Я часто вспоминаю тебя, Лида, много думаю о тебе. Вот и сейчас хочется поговорить с тобой обо всем, что чувствую…
Лида, я видел, как умирали мои товарищи. А сегодня комбат рассказал случай, как погиб один генерал, погиб, стоя лицом на запад.
Я люблю жизнь, хочу жить, но фронт такая штука, что вот живешь, живешь – и вдруг пуля или осколок ставят точку в конце твоей жизни. Но если мне суждено погибнуть, я хотел бы умереть так, как наш генерал: в бою и лицом на запад.
Александр».
«ДОРОГИЕ ДЯДЕНЬКА ИЛИ ТЕТЕНЬКА… МОЕ СЕРДЦЕ ВЕРИТ: ПИСЬМО ДОЙДЕТ»
12 марта 1943 года пятнадцатилетняя белорусская девочка Катя Сусанина написала последнее в жизни письмо. Она положила его в небольшой конверт, прошила нитками, написала адрес: «Действующая армия. Полевая почта № … Сусанину Петру». Затем на обратной стороне приписала: «Дорогие тетенька или дяденька, кто найдет это спрятанное от немцев письмо, умоляю вас, опустите сразу в почтовый ящик. Мой труп уже будет висеть на веревке».
Затем девочка спрятала в карман карандаш, уложила конверт с письмом между кирпичами русской печки, закрыла письмо еще одним кирпичом, внимательно осмотрела тайник, вздохнула, встала на табурет и сунула голову в петлю.
Она знала, что Красная армия обязательно освободит белорусский город Лиозно. Иначе не написала бы такое чистое и жизнелюбивое письмо. Она очень хотела жить.
Красная армия, разгромив врага под Сталинградом, готовилась к битве на Курской дуге. Катя Сусанина жить-то хотела, да не могла она жить в фашистской неволе. Она оставила нам письмо. Весной 1944 года Красная армия освободила Лиозно. Разбирая разрушенную бомбой печь одного из домов, люди нашли желтый конверт. И 27 мая «Комсомольская правда» опубликовала письмо Кати.
«Март, 12, Лиозно, 1943 год.
Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала: „Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон“. И офицер выстрелил маме в рот…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь – у меня отбили легкие.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: „Расти, доченька, на радость большой!“ Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню…
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало – платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, – и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с „Розой“ и „Кларой“ – так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. „Русс была и будет свинья“, – сказал он. Я очень боюсь „Клары“. Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь. Катя Сусанина… Мое сердце верит: письмо дойдет».
ИВАН НИКИТОВИЧ КОЖЕДУБ
В 1920 году в семье хлебороба Никиты Кожедуба, жившего в селе Ображеевке на Сумщине, родился сын Иван, младший в семье ребенок. В детские годы батрачил. Ходил в ночное, любил рыбачить, пошел в школу, стал пионером, увлекался плаванием, лыжами, гирями, коньками. Крепкий был деревенский парень.
Все мальчишки и девчонки задерживали взгляд на урчащих в небе самолетах. Но никому и в голову не могло прийти, что и они могли стать летчиками.
