Губы Линсея распухли, но он сумел ответить:
– Билтонг
[20].
– Вяленое мясо?
– Аха.
– Хорошо. Оно легкое и питательное. Мы его возьмем. И оставим оружие.
– Вачем?
– Слишком много весит. – Пальцы Валиенте забегали по тонкому, как бумага, калькулятору. – До Передовой доберемся примерно за неделю, если не будем экономить батареи. Там есть всякое медицинское оборудование. Возможно, мне придется обучиться хирургии. Впрочем, не волнуйся – до этого дело, скорее всего, не дойдет. Если не будем терять времени, конечно. В нашем случае время – это скорость, а на скорость влияет легкость. Так что возьмем мяса и сахара на несколько дней, наберем воды и как следует поедим перед выходом. На Передовой, я думаю, нужно будет найти все оставшиеся батареи, демонтировать маленькое солнечное зарядное устройство и запитаться от местного генератора. И тогда месяца через три окажемся внизу. – Он сделал паузу, заслонив дисплей от света. – Через тринадцать недель, если быть точным, но по этому поводу можно не переживать. По дороге будет много людей, заряжающих аккумуляторы. Кстати, ты промахнулся случайно или намеренно? Мне важно знать.
Последовала долгая пауза.
– Я не был… уверен, – сказал Линсей. – Если бы я хотел попасть, то попал бы. Надо было увидеть, что произойдет потом.
– И что же произошло потом?
Линсей сел, стараясь не обращать внимания на легкую тошноту.
– Она мертва. Примерно в двух десятках прыжков впереди никакой Земли нет. Она этого не ожидала. Такие пояса, как у вас, перемещают вперед, пока не встретятся с препятствием. А там ничего нет. Пустота.
– Ты там побывал?
– Ненадолго. Человеческая кожа – довольно неплохой скафандр.
– Но она такого не ждала.
– Вот именно.
– Что ж. Получила по заслугам…
Раздался едва слышный щелчок. Линсей поднял голову. Валиенте оглянулся.
Она стояла за воротами частокола, подняв оружие. Все лицо было перепачкано кровью.
Линсей попытался высчитать, сколько у нее осталось патронов. Возможно, всего один.
– Дотронься до пистолета, и я снесу тебе голову, – с трудом прохрипела она. – Я проделала долгий путь. Вы знали, что в мирах есть только один разрыв? Мне пришлось пересечь его дважды.
За воротами мягко колыхалась желтая трава, над которой вдруг, подобно заре человечества, взошла морда Большого Иня.
Должно быть, это отразилось на лице Линсея, поскольку взгляд Ши стал неуверенным. Она обернулась, но слишком поздно: бабуин уже вскочил и прыгнул. Готовые рвать лапы обрушились на нее, не дав развернуть оружие. Не обращая внимания на двойной крик, Линсей поднял пистолет и тщательно прицелился. Красный комбинезон и пыльная серая фигура плясали перед его глазами, но он не торопился жать на спусковой крючок.
Надо быть уверенным до конца…
Когда эхо выстрела стихло, он подумал: «Если там, как он говорит, я имею какой-то вес, если человечество считает, что чем-то мне обязано, то я объявлю этот мир запретным. Пусть бабуины получат шанс…»
Ночь выдалась лунной. Лагерь давно опустел, но костер пока еще горел, отбрасывая красные отблески на незапертый частокол. Серые существа держались от него как можно дальше, боясь подойти, несмотря на рычание предводителя.
Большой Инь сидел возле костра, смотрел на огонь, и глаза его светились алыми угольками.
Двадцать пенсов, с конвертом и поздравительной надписью
Журнал «Тайм-аут», 16 декабря 1987 г.
Помнится, когда-то давно я прочел, что образ «типичного» английского Рождества во многом обязан своим существованием тому факту, что в детстве Чарльз Диккенс пережил семь худших празднований Рождества девятнадцатого столетия. Поэтому впоследствии стараниями своего влиятельного пера он сделал Рождество тем, чем оно «должно» быть. Как бывший журналист я считаю, что данная история слишком хороша, чтобы проверять ее на истинность.
Этот рассказ я написал в 1987 году для рождественского выпуска журнала «Тайм-аут». По задумке должно было получиться что-то вроде викторианской «истории ужасов», в которой оживают рождественские открытки. И что может быть лучше для отправной точки сюжета, чем веселый почтовый дилижанс, традиционно изображаемый на самых дешевых открытках? И что должны были подумать его пассажиры, увидев ожившие рождественские картинки? Теперь мы редко видим игральные карты со Снупи
[21]. Но бывают в жизни вещи и похуже…
Газета «Бат энд Уилтшир Геральд», 24 декабря 1843 г.:
КАЛН
[22] – невероятная тайна окружает исчезновение лондонского почтового дилижанса, случившееся во вторник, в снежную бурю, подобную которой не помнят даже старейшие из ныне живущих. Предполагается, что кучер, застигнутый врасплох снегопадом, сбился с пути возле Силбери. Не медля ни секунды, он стал отводить лошадей подальше от дороги – вероятно, чтобы укрыться за живой изгородью или стогом, – но быстро увяз в снежных заносах. Спасательные отряды, высланные на его поиски, вскоре обнаружили кучера блуждающим по снегу в состоянии сильнейшего душевного расстройства. Несчастный был благополучно доставлен в Бат…
Из дневника Теоса Ланна, доктора из Чиппенхема, Уилтшир:
Мир – всего лишь ткань, распростертая над глубинами Хаоса. То, что мы называем здравомыслием, не более чем круг света от костра. Когда я заговорил с бедным заблудшим человеком, который лежит сейчас внизу, он находился всего в нескольких поленьях от полного выгорания.
Даже теперь, когда разведен мой собственный, более естественный огонь, а занавески в кабинете задернуты от рождественского мороза, я все еще дрожу от тех образов, которые он мне описал. Если бы не убедительные доказательства, которые лежат передо мной, красиво переливаясь в свете камина, пока я пишу эти строки, то я мог бы отмахнуться от его слов, как от бреда сумасшедшего. Мы устроили его в гостиной настолько удобно, насколько позволили веревки, но в этот рождественский сочельник его крики по-прежнему перекатываются, словно черепа на клумбе.
* * *
«Санта-Клаус ковыляет! Дышит тяжело! Выносите угощения! И не жмитесь, хо-хо-хо!»
