Шайя шла к кипящему энергией мужчине, предполагая, какие у него сейчас возникли вопросы и чем она может помочь.
На днях пираты взяли в блокаду Ореон и жизнь на станции замерла. Это были напряженные дни молчаливого противостояния. Ни одна сторона не начала открытых военных действий.
Алайя запретила поддаваться на провокации, а пиратские корабли, точнее сборное войско колоний, принадлежащих Ферманам, не давали никому подойти к станции и никого не выпускали. Однако явного грабежа они не устраивали.
И тем не менее сборище жаждущей лёгкой поживы флотилии представляло собою серьёзную угрозу, которая впервые за долгие годы открыто нависла над космической станции Алайи.
Это не замаскированные нападения на торговые корабли, не сведение счетов между пилотами, где одни выполняли свой долг по защите, а другие сердились, что не удалось потрепать торгашей.
Нападение на Ореон стало бы началом войны, которая неизвестно чем закончилась бы, потому что станция была хорошо защищена и продержалась бы до поддержки со стороны Алайи или Старка. Правда, сборище колониальных подпевал поддержала бы Империя, но в данный момент никто не сказал бы с уверенностью, кто победил бы.
Три дня длилась эта нервотрёпка, а на четвёртый «пираты» отступили.
Никто на станции не знал предпосылок акции устрашения и почему она завершилась ничем.
На Ореоне решили, что Империя всё же боится столкнуться в открытую с Алайей, вступившую в крепкий дружественный союз со Старком, и это воодушевляло ореонцев.
Никто из них не сомневался, что Ферманы не отстанут, но все знали, что имперцы любят лёгкие пути или, как они называли свой стиль завоевания, «изящный». А значит надо быть настороже и наращивать силы, но блокада была снята и жизнь на станции вновь закипела.
Вот и Литон с новым энтузиазмом взялся за хлопоты, пытаясь восполнить потери после вынужденной остановки работ.
Летящие к Ореону большегрузы застряли поблизости из-за блокады и терпели убытки. Как только они получили разрешение сесть на станцию, то забросали прокуратора жалобами и исками.
Теперь казначей станции гнобил трибуна увеличившейся сметой затеянного им строительства, которую никто не одобрит. Каждый день задержки обходился слишком дорого, и время было заранее рассчитано чуть ли не по минутам.
Девушка поднималась на этаж начальства, заранее прикидывая разные варианты по уменьшению выплат за простой.
Выйдя из лифта, она шагнула в пустой коридор и остановилась. Появилось такое чувство… даже не чувство, а растерянность, как будто происходит что-то не то или смятение из-за того, что она шла-шла − и забыла, куда шла.
Не понимая себя, Шайя осмотрелась, но кроме неё, никого не было, и она ничего не перепутала.
Не зная, как дальше поступить, девушка ещё немного потопталась на месте, а потом решила пройтись в другую сторону… совсем не туда, куда ей было нужно.
Дошла до угла, выглянула и отпрянула. Навстречу ей шёл мужчина и, кажется, он удивился её поведению. Испытывая неловкость, Шайя показалась и хотела поздороваться, так как узнала идущего.
Это был казначей.
Но послышался какой-то короткий шорох над его головой, и на мужчину посыпалась золотистая пыльца. Шайя её не заметила бы, если бы не была насторожена и не подняла взгляд наверх из-за едва слышимого, но постороннего, а потому привлёкшего внимания, звука. Да ещё получилось так, что смотрела она под таким углом, что приглушенное освещение помогло увидеть сверкающую пыль.
— Ой, — удивилась девушка, — что это?
— Госпожа Ниярди? Вы к трибуну?
— Да. А-а-а…? — Шайя внимательнее посмотрела на мужчину и никакой пыли на его голове, тем более золотистой, не заметила.
Ей стало неловко. Стоит тут как дура!
Она бросила подозрительный взгляд на потолок, но ничего необычного там не было. Все панели стояли на местах и единственное, что тут происходило странного, так это она сама.
Вместе с казначеем они прошли к Литону и около двух часов разбирались со сложившейся ситуацией.
Шайя впервые столь близко сотрудничала с модифицированным человеком. Казначей Ореона держал весь денежный поток станции в своих руках. У него было несколько помощников, но они выполняли строго определенные действия, разгружая его от примитивной рутины. Вот и сейчас он моментально просчитывал все предложения Шайи и сообщал конечный результат.
— Нет, это не подходит, — говорил он, — по протоколу большегрузы находились на нашей территории, и наша вина, что мы не забрали вовремя наш товар.
— А если…
— Нет. Господин трибун подписал договор…
— Ну, хорошо, тогда… — не сдавалась девушка.
— Нет. Так мы вообще обязаны выплачивать не только неустойку… — обрезал крылья новой идеи Шайи.
— Вы меня с ума сведёте, господин казначей! Не такой уж длительной была задержка, чтобы нас разорять! Эти капитаны хотят поживиться за наш счёт! — в конце концов вскипела Шайя, ощущая себя рядом с этим алайянцем несмышлёным младенцем. Поддерживало только то, что трибун вообще не успевал следить даже за сутью предлагаемых ею идей и причины отказа казначея.
— Так или нет, но они в своём вправе, — развёл руками казначей, искренне наслаждаясь спором с этой девушкой. Ему приятно было переворошить все свои знания, отвечая на её вопросы. Жаль, что более он ничем не мог помочь.
— А если мы тоже выкатим им претензию, что они ненадлежащим образом везли нам наш заказ? Или посадим на карантин их пилотов, потому что они бледны? Да у нас тут, в конце концов, есть психиатр, который вполне может заподозрить капитанов, что они подверглись негативному воздействие при гиперпрыжках!
— Гиперпрыжки безвредны, — улыбнулся казначей, улавливая некую иронию в словах юной госпожи.
Он отвык от этого и подумал, что ему надо больше общаться с людьми. Может, правы на Алайе те, кто утверждает, что модификации меняют восприятие жизни и оказывают своеобразное влияние? Ему так хотелось сейчас самому предложить какое-либо решение, но вживлённая в него система отказывала в подобного рода инициативе, а отдел мозга, где должен располагаться генератор идей, молчал.
— Если бы они были безвредны, то наш психиатр не изучал бы их вред! — запальчиво воскликнула девушка.
— Хм, логично, — кажется, ему удалось поддержать ироничное высказывание. — Только имейте в виду, что прокуратор не может одобрить ваши предложения, поскольку они подрывают наш авторитет, да и вообще, напоминают шантаж.
— Они первые начали! — буркнула Шайя.
— А мы закончим! — стукнул кулаком по столу Литон, поняв главное: законного выхода нет, и остаётся запугивание. Это он умеет.
На следующий день трибун получил устный выговор за давление на транспортную компанию и в частности на капитанов, но результат был достигнут: все сумели договориться, и никто никому дополнительно ничего не платил.
