Она несколько раз по девчачьи похлопала в ладоши, и даже разик крутанулась вокруг себя, с удовольствием видя, как юбка от платья надулась колоколом. Соскучилась по платьям и нестерпимо хотелось вертеться перед зеркалом, как будто у неё других забот нет! А потом, вздохнув, открыла ему истину:
— К сожалению безопасных мест не бывает. Если суждено умереть, то можно слюной подавиться, а если начертана жизнь, то никакие передряги не страшны.
— А что ты чувствуешь? Тебе грозит опасность?
Шайя пожала плечами:
— Вы можете составить план действий, а я скажу, сработает он или нет. А ещё вижу, к чему тянется душа у людей в плане работы. Всё.
— А как же то, что тебя потянуло на Старк?
— Там мне предстоит поработать, — улыбнулась девушка, — и, похоже, моя работа совпадает с решение очень-очень-очень большой проблемы, раз Вселенная заинтересована во мне.
Она подошла вплотную к Харадо и, положив ладони ему на грудь, отбросила шутливый тон:
— Мы же всё обсудили, так что же случилось за прошедшее время? Вы поверили мне, а теперь заново просите меня подтверждать то, что пока зыбко. Как бы мне ни хотелось, я не могу ничего добавить к тому, что было сказано.
Кацу пропустил первые слова, сосредоточившись на том удивительном чувстве, что подарило ему простое прикосновение маленьких девичьих ладоней. Он ещё не отошёл от её улыбки и лёгкого смеха, а теперь новые впечатления. К нему вообще уже несколько лет никто не прикасался. Ни в любви, ни в спаррингах. Может, поэтому ему её близость кружит голову?
— Я тебе верю, Шайя, — он посмел чуть, совсем чуточку наклониться к ней, но она тут же отошла, что было воспринято им болезненно остро.
Она молча кивнула, показывая, что услышала его и не спешила заполнить растягивающуюся паузу.
— Шайя, через двадцать минут выходи в общую каюту. Она поблизости от твоей.
— Хорошо.
— А сейчас давай я тебя пристегну.
Он посадил её на диван, показал, как работают фиксирующие ремни и, спросив напоследок, не нужно ли ей что-либо, оставил одну.
При выходе из её каюты он раскидал по коридору несколько маленьких самонаводящихся маячков, реагирующих только на Шайю и её сердцебиение. Этих крошек не заметит даже команда корабля, а ему будет спокойнее, когда они прилепятся к обуви девушки и будут нести свою незатейливую службу.
Нет, ему всё же не спокойно. Он пробежался не только по коридору, но и по многим отделениям корабля, оставляя в укромных уголках последнюю разработку из мушиного семейства шпионов.
Вот теперь можно ещё раз обдумать всё, что произошло на станции, и составить план работы на Старке.
Прокуратору Ореона он оставил часть гаджетов, предназначенных для планеты воинов, чтобы эти новинки отловили всех нано-шпионов на станции.
Посмотрел, как ведётся работа по выявлению имперских диверсантов и агентов, послушал допрос госпожи Клюге. Кто-то очень ловко разогрел амбиции этой девицы и позволил ей думать, что она имеет право на многое как в материальном плане, так и в моральном.
Всё это отняло у Харадо время, но не дало ему ничего нового. В некотором роде — рутина.
А вот разговор с отцом и Ютакой насторожил, а после заставил действовать, принимая на себя новые полномочия.
— Что изменилось, пока меня не было? — без предисловий спросил Кацу у отца, как только связался с ним.
— Вернёшься и поговорим.
По лицу Кацу промелькнула тень. Немногословность — отличительная черта его отца. Но если бы только это! Вечно недоговаривает и проверяет, догадается ли сын, правильно ли поймёт и верные ли сделает выводы. Возможно, это всё имело смысл в процессе обучения, но не в жизни, не в той критической ситуации, что они все оказались.
— Я не вернусь…
— Не вернёшься? Ну что ж, может так оно и лучше. Я переведу все наши деньги в созвездие оборотней…
— Отец, ты не понял. Я лечу на Старк.
Мужчина подался вперёд и прошипел:
— Не смей! Им уже не помочь.
— Что происходит?
Отец Харадо отступил, и стало видно, как трудно для него прошли последние дни. Складка между бровей стала глубже, из-за тёмных теней под глазами всё лицо стало казаться почерневшим. А ещё щетина… Кацу никогда не видел тёмной щетины на щеках отца.
— Имперцы поставили нам ультиматум. Либо мы с радостью принимаем колониальный статус — либо отправляемся в бездну вслед за Старком.
— Есть основание им верить?
— Они предъявили нам все данные собранные их… нашими шпионами, запрограммированными для них. Поверь мне, сынок: Старк беззащитен перед ними, и всё, что вояки могут сделать — это продать свои шкуры подороже.
— Ты уверен? — не сдавался Кацу.
Отец поднял на него усталые глаза и чуть подумав, добавил:
— Если старковцы поднимут в воздух все свои корабли и укроются на время, то потом они смогут попить крови у имперцев, но это ничего не изменит.
— Значит, ты считаешь, что имперцы готовят нападение? А как же тогда тот факт, что они освободили всю нашу зону влияния?
— Не знаю, собираются где-то вместе, чтобы ударить…
— Нет…
— Кацу, к чему ты ведёшь? Старк списан со счетов…
— Возможно, но почему наше правительство поджало хвост? Разве защита нашей планеты так же в руках Империи?
— Нет, но ты же знаешь, что мы можем только продержаться под их натиском, но не выиграть. Все наши более слабые союзники ничем не смогут нам помочь.
— Я всё это знаю, но удивлён, почему ты и дед ничего не предпринимаете, чтобы развернуть ситуацию? У нас достаточно сил, чтобы как минимум затянуть противостояние! Почему никто не желает воспользоваться помощью тех же древних рас, что любят совать свой нос в чужие дела?
— Так получилось, что никто нас с твоим дедом не поддержал. Мы все многого добились за последние полвека, и скатываться в разруху, терять всё достигнутое никто не хочет, а имперцы твёрдо обещали вкладываться в нашу науку, продолжать развивать технические достижения и вывести их на ещё более высокий уровень.
Кацу смотрел на отца — и не верил своим глазам. Ну надо же, когда красноречие проснулось! Видимо, не надеется, что сын своей головой придёт к нужным ему выводам.
— Это простые ферманы считают нас сумасшедшими, — продолжал убеждать мужчина, — а их элита очень даже заинтересована в поиске способов увеличения продолжительности жизни, заметь, качественной жизни.
Кацу усмехнулся, уловив слова из рекламных проспектов. И понял одно: отец раздавлен. Как можно защищать тех, кто не желает этого? Лучше отца никто не знает, кто из правительства тайно общался с имперцами, и каковы последствия. Раз он сдался, то значит, остался один. Все предпочли сохранить нажитое, а свобода… это понятие относительное.
