Вошедший на очередной станции молодой человек тут же примечает меня и подсаживается. Ну понятно, одинокая девушка, которая улыбается сама себе. Спрашивает, почему я еду одна и так поздно – и тут я понимаю, что это экземпляр весьма прилипчивый. Я устала, я подставлена подругой, а потому расстроена, так что сил на борьбу у меня мало. Но что делать? Я на тропе войны, можно сказать, на работе, значит, смелее в бой! (Это я себе мысленно командую.) Так, ехать мне ещё семь остановок, а назначать свидание, на которое я, естественно, не приду, мой новый кавалер не хочет. Ему надо всего и сразу. Он презрительно косится в сторону копошащегося на сиденье бутузика: мол, фу, какой нехороший, я лучше. Эстет, значит…
Стоп, дорогой эстет, придумала! Почему я свой ранец стараюсь ровно держать, почему грела его, прижимая к себе, на улице? Да потому, что есть там кое-что у меня… Остановок осталось теперь шесть, но я всё равно успею выполнить намеченную программу.
Откуда я еду, спрашивает. Ну, пожалуйста.
– Я еду с работы и на работу, – устало вздыхаю я.
– И где же вы работаете, если не секрет? – умильно спрашивает он. Ещё бы – куда это можно ехать на работу, когда время стремится к полуночи?
– Ах, – отвечаю я, – да вот выступала сейчас в болгарском посольстве, а теперь еду в один ночной клуб. Тоже выступать буду.
– О! – восхищается мой попутчик. Информация явно радует его. – Вы, наверно, танцуете! Что-то такое эротическое?
И дёргает бровями, дурачок, и настроение его становится совсем игривым.
Я томно повожу плечами, не отвечая ни да, ни нет. Это ещё больше заводит его.
– А вы, наверно, в группе танцуете, да? Таких же хорошеньких девчонок?
– Нет, – вяло, но в то же время загадочно отвечаю я, – у меня сольная программа.
Дон Жуан мой даже подпрыгивает на сиденье, немного отодвигается, чтобы более детально разглядеть меня. Я не сомневаюсь, что мои слова произвели должный эффект.
– То есть вы одна, да, возле шеста, да? – и он крутанулся, изображая, как ему кажется, танец-стриптиз.
Мужчина и женщина средних лет, что сидели напротив нас, слышали часть разговора и теперь явно ждали, что я скажу ему в ответ.
Я улыбаюсь:
– Немножко не то. Но вы почти угадали. Хотите, покажу?
Молодой человек ошарашен.
– Где? Прямо здесь?!
– А что? Мне ведь скоро выходить, моя остановка скоро. Если хотите, покажу, конечно… – скромно отвечаю ему я, типа как будто это для меня в порядке вещей.
– Да!
Я радужно улыбаюсь ему в лицо, раскрываю ранец и вытаскиваю оттуда стеклянную банку с сетчатой крышкой. Краем глаза вижу, как дяденька и тётенька напротив вытягивают головы в мою сторону.
А в банке прыгают в воде и перебирают перепончатыми лапками милые розовые лягушки из породы кормовых. Замёрзли они все-таки, маленькие, но ничего, чуть-чуть ехать осталось.
Мой спутник вылупает глаза.
– Что… Что это?
– Это? Кормовые лягушки, – спокойно и деловито отвечаю я и, не дав никому опомниться, вытаскиваю одну из них за нежную лапку. Лягушка трепыхается, норовит выскочить, но я перехватываю её поудобнее и поднимаю над своей головой. – Вот видите: их у меня четыре штуки. Сейчас я до клуба доеду, и в 0:30 у меня будет программа.
– И… И… что?
– Что? На глазах изумлённой публики я буду глотать их – одну за другой, одну за другой. Все четыре штуки, – всё так же спокойно отвечаю я, подношу лягушку, которая не перестаёт биться, прямо себе к лицу и открываю рот, будто и в самом деле собираюсь её проглотить. Лягушка розовенькая, и кишочки в её брюшке можно хорошо рассмотреть, так они просвечиваются через кожу.
Молодой человек остолбенел. Про реакцию зрителей напротив я даже говорить не буду.
– Ну, что? Я показываю, – уверенно говорю я, но на миг останавливаю руку с лягушкой в воздухе. – Только один момент: сейчас в болгарском посольстве я проглотила тоже четыре штуки, за это мне заплатили двести долларов. Так что я сейчас живую лягушку глотаю, а вы мне пятьдесят долларов даёте. Понимаете? А то тогда в клубе мне только сто пятьдесят долларов заплатят, что ж я буду лягушек за просто так переводить. Это ж моя единственная работа, понимаете?
Бедняга-попутчик завозился на сиденье. Ему даже сказать было нечего. И куда только делся его игривый настрой?
– Ну? Смотрите, – говорю я и подношу лягушку почти к самым губам.
– Нет! – дёргается вконец обалдевший молодой человек. – Раз лягушка такая дорогая, не надо, может быть…
– Ну что вы! – настала пора мне быть великодушной. – Если у вас нет денег… Так и быть. Вы мне понравились, давайте я вам лягушку бесплатно проглочу!
Этого, конечно, он вынести уже не смог бы, даже бесплатно.
Прослушав сообщение о том, какая сейчас будет станция, мой незадачливый попутчик вскочил с места:
– Да, конечно… Только вот сейчас моя остановка, выходить мне надо… Так что до свидания, до свидания, девушка… Успехов вам, да, да…
Каким ясным соколом он вылетел на платформу станции, которая, скорее всего, была не его, я описывать не стану. Вот и всё, а вы говорите, как пристающего мужчину отшить.
Засовываю бедную лягушечку обратно в банку, она в изнеможении опускается на дно, лежит там, а затем вместе со своими подружками принимается грести по стеклу розовыми лапками с чёрными коготками. Ишь ты, кормовые, а на волю хотят. Плохо, что я про них в гостях у Светкиного сослуживца не вспомнила, но там и без этого удачно обошлось.
Зрители на сиденье напротив сидят в оцепенении и не двигаются. Ну что ж, я старалась.
Вот гадкая я, конечно, и их испугала, и молодого человека, который теперь, наверно, на неделю расхочет с девушками целоваться. Как представит, что кто-то из них тоже может лягушек… У-ух! Ругайте меня, осуждайте, но правда ведь, зачем приставать к девушке, которая едет, едет…
Вот наконец и та станция, которая мне нужна. Беру ранец под мышку и выхожу на платформу. Сидите, лягушки, тихо, скоро уже придём.
А на улице снег и дождь, дождь и снег. Да ещё и ветер, ветер, ветер. Вперёд! Потому что я иду… А иду я к дому, в котором живёт мой герой. Он, конечно, ждёт меня. Он – моя тайна, и про него не будет знать ни одна подруженция, честное слово!
И пусть снег залепляет глаза, дождь течёт по лицу, а ветер пробирает до нитки. Я иду, я дойду, с каждым шагом я ближе к дому, в котором ждут меня. Я хотела там сегодня быть, я обещала – а значит, буду. А что ветер и слякоть – так это даже хорошо, он смоет с меня и руки, и взгляды, и дурацкие чужие слова, и поцелуй Светкиного коллеги.
Да, всё-таки слабоват ветер, мне бы сейчас буран как раз подошёл, или тайфун. Но ничего, вот я уже вижу дом, и, кажется, в окне, третьем сверху, свет горит!
