Чего только стоило мне заставить японских морских летчиков надевать в вылеты парашюты и спасательные жилеты с наполнителем из капока. А то до маразма доходило. В Китае часто наши летчики гибли, потому что не брали в полет парашют. А бывало даже так, что японский пилот в пылу боя выпрыгивал из горящего самолета с парашютом, а затем, когда парашют раскрывался, то наш герой просто отстегивал его и с боевым кличем падал вниз. Да-да! И такое тут случалось. Такие дела я пресекал со всей строгостью, ведя воспитательные беседы, как с рядовыми пилотами, так и с их командирами. Я доказывал, что в такой смерти нет ничего героического. Если пилот погибает потому, что он не может или не хочет использовать парашют, то такая смерть глупа и позорна. Потому что, погибнув так бездарно, летчик уже не сможет сражаться на благо империи. Конечно же, в бою бывают разные безвыходные ситуации, но случай с парашютом к ним точно не относится. Мои оппоненты возражали мне, говоря, что так наши пилоты поступают, чтобы не попасть в плен к врагу. Типа убился, а не сдался. В ответ я обзывал их тупыми ослами, утверждая, что в смерти нашего пилота будет гораздо больше пользы для империи, если он, выпрыгнув с парашютом, сможет благополучно приземлиться. После чего он сможет погибнуть, отстреливаясь от противника и укокошив несколько солдат врага. Это будет куда полезней для нашей империи, чем глупая смерть при падении с высоты. Дураки уж точно в японский рай для воинов не попадут. В конце-то концов, оружие нашим летчикам с собой в боевой вылет я же брать не запрещаю! Но еще большая польза для нашей страны будет не от того, что пилот героически погиб, а от того, что он спасся и продолжает бить врага. Мне даже пришлось показательно выгнать пару летчиков из авиагруппы авианосца «Акаги», которые были самыми злостными противниками парашютов. Из флота их все же не вытурили, но перевели с понижением в должности в одну из тыловых частей. А уж для боевого пилота – это настоящий крах карьеры.
Кроме эпопеи с парашютами, я всячески боролся и с другими суицидальными порывами наших летчиков. Новый устав строго требовал от японских пилотов в вылете, если их самолет получил серьезные повреждения, препятствующие выполнению боевого задания, выходить из боя и лететь на базу или возвращаться на свой авианосец. При этом основной упор делался на спасение жизней экипажа. И никаких таранов, только в самых безвыходных ситуациях пилотам разрешалось таранить врага. Это если уже нет никакой возможности спастись.
Для спасения наших сбитых летчиков я озаботился созданием специальных гидропланов. Вернее, такие гидропланы на флоте уже были. Сейчас почти все японские авиатранспорты и крупные боевые корабли были оснащены новыми гидропланами «Накадзима» A6M2-N – эдаким гидровариантом наших «Зеро» Эти гидропланы использовались флотом для разведки и противолодочного патрулирования. Я придумал им еще одно применение. Вместо бомб под брюхом гидроплана подвешивались две алюминиевые спасательные капсулы, похожие на сплющенные подвесные баки. В каждой такой спаскапсуле могли в лежачем положении разместиться два человека. Капсула имела выдвижную металлическую лестницу, закрывающийся люк и одно небольшое застекленное окошко. Внутри капсулы располагались два мягких моющихся коврика, аптечка и пара одеял. В итоге один «накадзимовский» гидроплан мог эвакуировать с поля боя четырех человек. Обычно в налет вместе с ударными самолетами шли и спасательные гидропланы, летевшие немного позади. Они в ходе боя кружились вдалеке, и если видели наших выпрыгнувших с парашютом летчиков или самолеты, совершающие аварийную посадку на воду, то тут же садились и подбирали наших людей из воды. Пилотов японских самолетов мне все-таки удалось приучить к тому, что их будут спасать.
И такая тактика помогла нам значительно снизить потери в личном составе. А то ведь экипаж палубного торпедоносца, например, составляли три человека. А на наших пикировщиках летали по два человека. Вот и посчитайте, сколько человек японский флот потеряет, если будут сбиты двадцать таких самолетов. А каждого летчика надо готовить минимум полтора года. Про трех-шестимесячные лётные курсы, которые появились сейчас в русских военно-воздушных силах, лучше просто промолчать. Сделать из человека опытного летчика за шесть месяцев практически не реально. Просто сейчас у русских сложилось очень тяжелое положение. Многие советские летчики погибли в первые недели войны с Германией, и сейчас Сталину нужны были пилоты. Любые пилоты. Так что эти короткие лётные курсы – это просто жест отчаяния. А уж какие огромные потери будут у таких вот скороспелых летчиков, вы себе, наверное, можете представить. Из тех сотен, что могут выучиться, выживут единицы. И вот именно поэтому я так берег наших асов, заменить их будет трудно. У новичков-то не будет того боевого опыта, что есть у этих японских летчиков.
– Ну что же! Наша новая тактика массированного воздушного удара по идущей в открытом море вражеской эскадре сработала просто блестяще. Не зря мы столько раз отрабатывали этот маневр на учениях. Думаю, что стоит послать шестьдесят палубных бомберов во второй налет, чтобы они добили оставшиеся вражеские корабли. Если они потеряли ход, то наши самолеты их быстро найдут и добьют! – произнес я, задумчиво глядя на вице-адмирала Одзаву. – Кроме того, нам следует полным ходом идти к месту гибели британского соединения.
Через тридцать минут ударные самолеты были заправлены и отправлены в новый налет. Правда, через полтора часа мы получили сообщение, что никаких вражеских кораблей на месте прошлого боя обнаружено не было. Облом. Но по докладам наших летчиков в этом районе наблюдалось большое количество людей, барахтающихся в воде. Немного подумав, я приказал все же продолжать следовать туда. Пленные, выловленные из воды, наверняка расскажут нам, куда делись все не потопленные в первом налете английские корабли. Надо быть на все сто процентов уверенным, что все вражеские суда потоплены. Чтобы потом не было никаких неожиданностей. Да и англичан надо всех взять в плен, а то приплывет еще какой-нибудь случайный транспорт противника и спасет их. И потом все эти матросики будут опять воевать против нас. Там же сейчас в теплой морской воде плавают, по моим подсчетам, примерно тысячи три профессиональных военных моряков врага. Пускай они в наших лагерях для военнопленных посидят, а еще лучше – повкалывают на стройках Японской империи. Весь оставшийся день и всю ночь наше оперативное соединение шло полным ходом к месту гибели английской эскадры. В 11:04 наши эсминцы вышли в заданный квадрат и обнаружили несколько сотен англичан, барахтающихся в воде и дрейфующих на немногочисленных шлюпках, надувных и деревянных плотах.
Когда к месту грандиозного побоища подошли наши основные силы, мы начали вылавливать из воды уставших британцев. К моему большому удивлению, их тут было не так уж и много. Всего наши корабли смогли спасти триста двадцать семь человек. Быстрый допрос прояснил все возникшие у меня вопросы. Все вражеские корабли эскадры адмирала Сомервилла, кроме одного авианосца, затонули. Был еще и эсминец «Тенедос», который вернулся через час после окончания нашего налета. Он добил сильно поврежденный британский авианосец «Илластриес» и, забрав столько людей, сколько смог увезти, ушел в направлении к Цейлону. Но несмотря на это, здесь еще оставались около двух тысяч английских моряков. И многие из них не пережили ночи. Усталость, ранения и акулы забрали жизни более чем полутора тысяч британцев. К сожалению, сам командующий Восточным флотом Ее Величества адмирал Сомервилл погиб вместе со своим кораблем. А жаль. Было бы интересно посмотреть на этого знаменитого британского адмирала, который благополучно пережил эту войну в той истории, что я знал. Но в этой реальности на его пути встал один мутный попаданец, занявший тело японского адмирала и изменивший судьбы многих людей по обе стороны фронта. Как только все англичане были выловлены и посажены под замок, наше ударное соединение взяло курс на запад. Нас ждал Цейлон.
