— Да заткнись ты! — зашипел я.
— Господин? — спросил воин, подозрительно осматривая нашу разношерстную компанию.
— Это гости, — сказал Нолан, глядя в пустоту.
— Я могу чем-то помочь? — произнес страж. Сделал несколько шагов вперед, положил ладонь на кобуру со электрическим шокером в виде пистолета, метающего стрелки-контакты.
Впопыхах я не дал дяде больше реплик для ответов. А расслаблять путы чревато тем, что начнет бороться с внушением. И потому я вновь торопливо сжал монету в кулаке, перенастроил схему и зашевелил губами. Повторяя мои движения, Нолан хрипло сказал:
— Разве я звал?
— Нет, — неуверенно ответил охранник.
— Так проваливай отсюда и забудь о том, что ты видел. Или надо описать, что будет, если не послушаешься?..
Управлять интонацией не смог, но скучный мертвенный голос на пару с пустым взглядом, похоже, оказал неизгладимое впечатление. Бдительный страж побледнел, а потом попятился и поднял открытые ладони.
— Простите, господин! Ничего не видел, ничего не слышал!
Когда охранник юркнул в боковой проход, я вздохнул с облегчением, вернул схему артефакта в исходное положение. Перехватился поудобнее и упрямо потащил дельца дальше к выходу, не обращая внимания на попытки заговорить, объясниться или выразить благодарность.
Нам повезло, так как больше никого не встретили. Ни прислуги, ни тем паче родственников. Только у люка дремал представительный старик с пышными седыми усами и бакенбардами, лысый и похоже напрочь глухой. Задавать глупых вопросов не стал. Шаркая, поплелся к вратам и потянул за рычаг, позволил пройти в шлюз.
Кажется, у меня получилось. Зря арсенал собирал, опасаясь грандиозной драки. Спасибо революционному движению.
Робкая надежда теплой водой омыла солнечное сплетение. Я с ехидцей помахал дядюшке на прощанье, прежде чем дверь захлопнулась. Повернулся ко второй створке, терпеливо дожидаясь, пока автоматика слегка выровняет давление и пустит наружу. Коула уж как-нибудь дотащу.
Скрытые в стенах механизмы, наконец, определились с решением. Раздался шумный вздох, чмоканье, натужный гул движков и металлический лязг, когда провернулся штурвал запора. Над дверью вспыхнула зеленая лампочка, створка мучительно медленно отползла влево.
Не дожидаясь, пока откроется полностью, мы протиснулись в образовавшуюся щель, оказались на небольшой площадке перед гротом — озаренной неверным светом фонарей, с парой-тройкой статуй героев-туату, невысокой декоративной оградкой из кованных стальных прутов.
Тихо, и несколько зябко после теплых покоев, пахло плесенью и солью, машинным маслом. Блики сонно играли в маленьких лужицах, скользили по рельефам и узорам искусной резьбы и лепнины, украшавшей стены. Сверху капало, а из вентиляционной решетки неподалеку с шипением вырывался воздух, трепал одежду и волосы. Площадка плавно вытягивалась и вливалась в улицу-тоннель, заполненную спокойным мглистым сумраком. Вдалеке виднелись арки и лестницы, движение огней большого проспекта, шум тележек и шагов, голосов прогуливающихся аристократов. Тут же царило безмолвие, белесая мгла вялыми язычками сочилась из решеток канализационных коллекторов.
Бран двинулся вперед, но я уперся, и друг детства вынужденно остановился. Оглянулся, непонимающе моргнул.
— Что…
Теплота в груди сменилась сначала зыбким холодком, а потом лютой стужей. По спине поползли отвратительные мурашки, а мысли заметались в поисках выхода. Левая ладонь, где осталась метка после встречи с кошкой-тенью, отвратительно заныла и зачесалась.
Знакомое ощущение слежки, испытанное дважды, окатило как из ведра. Как и потоки эмоций сразу нескольких людей. Я уловил сосредоточенное внимание, скуку и злость, угрозу, почти увидел скрывающихся неприятелей у выхода в арки и боковые ходы.
И, наверное, я подсознательно потянулся к Тени, потому что на краткое мгновение мир вокруг посерел, а посреди улицы шагах в пятидесяти от грота Нолана проявился расплывчатый силуэт долговязого человека с рогами.
Да что за дрянь! Не одно, так другое! И возвращаться нельзя, врата шлюза закрываются медленно, неведомые враги успеют настигнуть. Идти вперед тоже проблематично — умело окружили и зажали. Не будь спутников, попытался бы сбежать. Или разорвать дистанцию, растянуть преследователей и разобраться поодиночке. Но есть ли выбор?
Все это яркой вспышкой отразилось в мозгу. Доли секунды… а затем до меня докатились «отзвуки» волнения и предвкушения, охотничьего азарта, ждущие в засаде сдвинулись с места.
— Держи Коула! — рявкнул я Брану, сваливая дельца со своего плеча.
Нащупал в кармане пузырек и, не раздумывая, швырнул вперед. Сам отпрыгнул и попытался выхватить револьвер. Раздался хлопок, яркая вспышка озарила тоннель, чуть не выжгла глаза, выхватив из полумрака силуэты нападающих, стремительно приближающихся. Но едва я прицелился, как воздух и Изнанка пошли рябью, и прямо из пустоты вышел кто-то массивный, широкоплечий.
Руку ожгло резкой болью, осушило, а оружие отлетело прочь. Я зашипел, ушел в кувырок, выхватывая из карманов один из кастетов. Ударил ближайшего нападающего в скулу, каким-то образом просчитав движение, отбросил на добрый десяток шагов. Развернулся и отпрыгнул опять, пропуская у живота росчерк холодной стали, сблизился и мощно со злым удовлетворением вбил кусок стали, опутанной Изнанкой, в ребра другого врага. Раздался хруст, полувсхлип-полукрик, и любителя острого впечатало в стену.
Но на том удача закончилась. Сначала я услышал крик Брана, начал разворачиваться. А потом первый из нападающих снова невероятным образом оказался рядом, и я смекнул — не успеваю. Извернулся, попытался влепить по касательной. Кастет совершенно неожиданно издал звон, высек искры, и руку отбросило как пружиной — какая-то защита.
В следующую секунду дыхание вылетело из груди, а мир затянуло тьмой. Потолок и пол поменялись местами, я здорово приложился локтями, затем треснулся затылком. Почти целую вечность провалялся в объятиях удушающей боли, пытаясь вздохнуть. Кое-как преодолел накатившую слабость и звон в ушах, глотнул сырого воздуха, перевернулся и встал на одно колено, сморгнул слезы.
Надо мной нависала густая тень.
Подняв глаза, я недоверчиво уставился на Лиама. Искусственный глаз старшего ученика Дампира холодно поблескивал, изуродованное шрамами лицо подергивалось и кривилось в подобии гадкой ухмылки.
— Думал, убежишь от меня?
Звон в ушах стал гуще, проник в голову. Мир тошнотворно закружился. Я попытался подняться, оторвал от пола чудовищно тяжелые руки, начал со скрипом разгибаться колени. А Лиам наблюдал за потугами с гримасой гадливого любопытства.
— Слабак и ничтожество, — констатировал, устав ждать. И ударил повторно. Каким-то ленивым, будничным движением кулака.
Яркая вспышка выжгла глаза, а мир развалился кусками битого стекла, обнажив пустоту забытья. Но перед тем, как окончательно потерять сознание я испытал обиду. На превратность Судьбы. На то, что у меня отобрали мою победу. И из-за того, что оказался абсолютно беспомощен, хотя готовился к любому повороту событий.
