— По ходу я слишком сильно приложил, — высказал предположение детина, от него повеяло недоумением с опаской. — Или может там, внутри, с ума свели богомерзкие машины?..
Цепкая лапища отпустила, и я шлепнулся на пол как мокрый мешок. Больно стукнулся лбом, но хохотать не перестал. Смех рвал меня изнутри, рожденный нервным напряжением, болью, переживаниями последних дней. Лился и лился нескончаемым потоком, отчего начали болеть мышцы живота и лица.
Да что там, я почти блевал эти смехом как кот шерстью.
Сумев совладать с собой спустя пару минут. Осторожно отжался на руках и сел, посмеиваясь, потрогал рассеченную кожу на лице. Увидел кровь и хохотнул громче, перевел взгляд на серого с перепугу Олиффа, шарахнувшегося прочь. Посмотрел на бледную напряженную Мору и свой револьвер в ее руках, крепко прижатую книгу к груди, и разразился новым приступом неудержимого веселья.
Лишь вспышка боли пришедшая как расплата за телодвижения и прожегшая череп от нижней челюсти до темени, заставила заткнуться. Я страдальчески скривился, и сжал ладонями виски. Вновь посмотрел на наемницу и хмыкнул:
— Вы до отвращения предсказуемы.
— В самом деле? — осторожно спросила рыжая. — Но если ты знал, что так и будет, зачем приблизился там, снаружи? Зачем принес Летопись?.. Пытаешься спасти свою жалкую жизнь болтовней, искатель. Но не выйдет. Я знаю, что сейчас будешь говорить… мол, не убивайте, пригожусь, снаружи Тьма, проведу безопасной дорогой. Вынуждена огорчить, мы нашли отличный способ отсюда выбраться.
— Да-да, запутаться в сетях на ржавом батискафе, — фыркнул я. Посмотрел на наемницу и издал нервный смешок. — Гениально!..
— Говори что хочешь, но план хороший, — парировала Мора. — Пока шли через старый порт, заглянули к причалам и нашли одну лоханку в приличном состоянии, готовую к погружению. Так что спасибо тебе за подсказку, но…
— Но ничего личного, — подхватил я весело.
— Именно так, — окрысилась рыжая. — Ничего. И ты в самом деле так наивен? Рассчитывал, будто Лиам сдержит слово? Да у него уже был наготове сварочный аппарат. Дверь в той камере толстая, но твоих дружков непременно выковыряют и разберут на органы… Хотя не верю. Слишком ты мозговитый. Тогда зачем согласился? Зачем вообще выполнил условия сделки?..
— Потянуть время, — лениво ответил я, методично массируя виски. — И насчет выполнения наивная у нас ты. Первым делом надо проверить книгу, а ты на радостях решила, что пора раздавать последнее милосердие больным и несчастным. Право, дура.
Взгляд ее стал совершенно бешеным, глаза побелели. И я поймал себя на мысли, что сейчас выглядит красивой, несмотря на слишком уж мускулистое тело и широкие плечи, мужскую фигуру. Но в следующее мгновение торопливо раскрыла книгу и уставилась на страницу, перевернула одну, другую и страшно заскрежетала зубами, пошла пятнами.
Я вновь захохотал не в силах сдерживаться. Громко, обидно и нагло.
— Это что, шутка? — яростно прошипела Мора. — Ты издеваешься?
— Может быть самую малость, — жизнерадостно сообщил я, продолжая ухмыляться. — Как тебе чтиво? А картинки? Так и знал, что древний трактат по содомии расширит… да-да, расширит твой кругозор.
— Ублюдок! — процедила рыжая, сжигая меня взглядом. — Решил пошутить напоследок? Уйти красиво?..
— Обижаешь, — сказал я. — Умирать не собираюсь. Ни сейчас, ни потом.
Прорычав нечто нечленораздельное, наемница отбросила бесполезную книгу и в пару длинных прыжков сократила разделяющее нас расстояние, замахнулась, целя рукоятью пистолета в лицо. Но я ловко поднырнул под удар, перехватил запястье и крепко сжал.
— Я тебя убью, — пообещала Мора.
— Ты, правда, хочешь? — спросил я. Проникновенно посмотрел, постучал пальцем себя по лбу и добавил: — Тогда уничтожишь единственно доступную копию Летописи.
Рыжая вырвала руку и отступила, посмотрела с подозрением и злостью. Но в глазах зажглась догадка и изумление.
— Что ты имеешь ввиду, искатель?..
— Это ведь обитель теургов, — легко ответил я, пожал плечами. — Представь себе, давным-давно разработали способ копирования информации прямо в человеческий разум. Очень удобно. Записываешь, а потом лично, своей рукой переносишь на бумагу. И я повторюсь — ты готова своими руками уничтожить единственную доступную копию?..
В глазах рыжей как вспышки света менялись эмоции: недоверие, потом удивление, шок и понимание, злость. Попятилась, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Взъерошенная, какая-то беспомощная в своем прозрении. Ведь часть плана полетела в бездну, теперь придется беречь меня, тащить пред светлы очи Лиама, объясняться и оправдываться.
Молчание длилось почти вечность. А потом Мора разлепила губы и пораженно выдохнула:
— Ах ты хитрый ублюдок!
— Да, — устало согласился я. — Иногда бываю и таким.
Вновь захотелось расхохотаться. Но я сдержался — люто и невозможно болела голова. Болела так, как никогда в жизни. Словно в ней поселился рой рассерженных пираний, и грызли мозг. Глаза пекли, лились слезы, болела каждая клеточка тела. А при одном воспоминании о лиловом свете, выжигающем в моем разуме новую информацию там, в библиотеке, к горлу подкатывал кислый ком тошноты.
Теурги создали чудесную технологию. В теории. Но на ощупь от нее хотелось блевать. Что я благополучно и сделал, замазав ботинки растерянной и озлобленной Моры. Посмотрел снизу вверх и улыбнулся.
Как тебе такое, дорогуша?..
Но ответ на не оформившуюся полуэмоцию-полумысль прилетел откуда не ждал. В виде далекого призрачного шепота До: «Любишь ты раздражать женщин, МакМоран».
