Словоплет мог по нескольку дней подряд пропадать в объятиях любовниц.
Вернулся обратно я расстроенным и уставшим, попросил Старика поискать Фергюса, чем заслужил презрительный взгляд пирата. Попытался вновь порыться в библиотеке, но на глаза снова попался злополучный контракт аренды субмарины.
А ведь еще во второй день после прибытия в Тару я отправлял дельцу записку, назначил встречу, чтобы обговорить продажу артефактов из моих запасников. Ответа не получил, и тогда, на фоне прочих событий как-то не придал значения. Хотя должен бы. Коул весьма ответственно относился ко всему касающемуся дел и финансов. Но который день пропадал без вести. Что не могло не настораживать, особенно в свете вчерашнего разговора с церковниками.
Сие и послужило последней каплей. Я хлопнул кулаком по столу, переоделся и отправился в гости.
Разбираться. Расставлять точки.
А так как дорога из Верхнего города в старые деловые районы неблизкая, успел помыслить о многом, многое представить и надумать. В итоге накрутил себя так, что к моменту, когда выходил на трамвайной станции, злился как голодная мурена. Жаждал скандала как крови. Хоть и сознавал, что в большей части виноваты страхи и ощущение бессилия, поражения последних дней. Что надо решать проблемы с холодной головой, принимать обстоятельства как данность.
Эмоции, к сожалению, сильнее голоса разума. И меня можно понять, так как планы укатились Люциферу под хвост. Без субмарины работа искателя станет делом долгим и трудным. Без работы и денег я просрочу выплату и останусь без грота. Без грота и титула неведомое зло, вероятно, сведет с ума, потеряю шанс разобраться в фамильных тайнах.
И ладно бы это, можно плюнуть и сунутся в Лимб, соблазнившись тем странным Заказом. Тем более Старик дал несколько подсказок, подготовил какое-никакое снаряжение, отыскал копию планов и позволил просмотреть. Но что дальше? Довериться Проныре я теперь не мог, и зыбкая уверенность в том, что сделка пройдет гладко после того, как достану Летопись, испарилась. Такой способ временно решить финансовые проблемы мог вылиться в серьезные неприятности.
Так что да, я шел выяснять отношения. Но недоверие к другу кроме вполне внятных мотивов разобраться порождало и эмоции
Примерно к середине бесконечного подъема запал порядком истощился. Сказывалась и плохая вентиляция, отвратно работающие рекуператоры, из-за чего пару раз приходилось пользоваться кислородной маской из личного спас-комплекта. Но все равно через полчаса пути превратился в потеющую и задыхающуюся развалину, едва-едва ползущую вверх по ступенькам. И когда, наконец, показался люк с едва мерцающей надписью нужного этажа, в голове не осталось никаких мыслей, лишь грохотание крови и звона в ушах.
С трудом провернув штурвал запора, я ввалился в шлюз, открыл вторую дверь. И уже в коридоре привалился спиной к стене, долго дышал, боролся с цветными кругами, плавающими перед глазами. Когда слегка пришел в себя, мельком осмотрелся.
Внутреннее убранство в целом соответствовало статусу здания. Кое-где виднелись остатки роскоши. Литые подставки светильников в виде детишек-ангелочков почернели от времени, покрылись толстенным слоем пыли. Затейливую лепнину на потолке в виде древних мистических узоров и каких-то ликов изрезала густая сеть трещин. Бронзовые люки в слое зеленоватой патины, а большие иллюминаторы офисов мутные и темные. Когда-то гладкие стены покрыли краской гадостного желтоватого оттенка, налепили плакаты и таблички с кричащими зазывными надписями. Судя по сору на полу, уборщики тут появлялись нечасто.
Обычно такие места наполнены людьми и шумом, запахами пота, денег, азарта и несбывшихся надежд. Но здесь тихо — то ли сломанный лифт виноват, то ли я попал в обеденный перерыв.
Присмотревшись к указателям, примерно определил, в какой секции нахожусь. Отряхнул одежду, безуспешно пытаясь придать себе видимость опрятности, и направился дальше по коридору.
— Мистер? — окликнули меня из-за какой-то двери с яркой вывеской «Замороженные деликатесы Груба». Из-за створки выглянул сонный худощавый парень с мешками под глазами, трехдневной щетиной и засаленными нарукавниками.
— А? — удивился я, замедлив шаг.
— Лифты не починили? — спросил клерк.
— Похоже, нет, — ответил я. — А что, вышли из строя все?
— Да, с утра, — обреченно махнул рукой парень. — Снизу телеграфировали — какой-то распределительный щит сгорел, ждут бригаду ремонтников. А у меня тут партия королевских крабов оттаивает на складе, по лестнице не спустишь, грузчики внизу застряли… Вам крабы не нужны?
— Сожалею, — развел руками я. — Если б понадобились, в карманах не утащу.
— Э-эх, — махнул рукой клерк. Вновь скрылся за дверью, продолжая бурчать под нос: — Эта свинья теперь меня с дерьмом сожрет.
Пожав плечами, я пошел дальше. Но про себя отметил, что поломка объясняет, почему тут так пусто. Не каждый решится топать по лестнице, многие наверняка толкутся внизу в холлах и залах для работников в ожидании ремонта. И остается надеяться, что Коул попал сюда раньше, чем случилась авария. Иначе зря я мучился и совершал атлетические подвиги.
Еще пару-тройку раз я наблюдал открытые офисы, где изнывали от скуки и неизвестности трудоголики, решившие прийти пораньше. На звук шагов с надеждой выглядывали клерки. Но убедившись, что на ремонтника и на коллегу не похож, разочарованно вздыхали и отворачивались. А в одном из последних открытых заведений я увидел болга. Тот на склонился над конторкой, в раскорячку сидя на высоком табурете с лесенкой. Пузатый, будто состоящий из одних шариков, в старом потертом компрессионном скафе. Подслеповато таращился помутневшими от времени стеклами окуляров в большую книгу и громко сопел от усердия. Судя по изношенному костюму, жил в Таре очень долго, у таких часто барахлят слуховые и речевые аппараты.
В большинстве же своем на этаже царили тишина и запустение. Люки офисов заперты, вывески не горели. И лампы едва мерцали под потолками, будто авария задела всю энергосистему здания, едва-едва шелестели вентиляторы.
Странно устроен мир. Когда случается удача, то как яркий, но короткий проблеск — как вспышка фонаря в извечной тьме глубин. Мигнуло, и пропало, растворилось. А когда не везет, черная полоса превращается в длинную мрачную дорогу из мелких и крупных неприятностей.
Возможно, виновато мышление. Ведь мы почему-то больше замечаем нечто неприятное, а к хорошему быстро привыкаем. Вероятно и то, что плохое не случайно, а закономерно и вытекает из наших же действий, переплетенных с действиями, решениями и желаниями прочих людей. Но как бы то ни было, неудачи почему-то льются как дерьмо из ведра, и проявляются в мелочах. Сначала ты попадаешь в долги, потом в лапы налетчиков, революционеров. Потом барахлит лифт, лампы отказываются светить в твоем присутствии.
А надежды продолжают рушиться, намерения путаются.
Сие как никогда ярко я осознал, когда, поплутав по коридорам, отыскал нужную секцию и издалека увидел большую потертую вывеску — «Торговое агентство Коула». Ускорил шаги, но тут же сбавил ход, не понимая, что насторожило.
