Паршиво. Чертовски паршиво! Волочь друга через помойку нельзя, а пути по галерее и лестницам не знаю. К тому же не ясно, хватит ли сил дотащить до лифта. Поэт выше меня и крупнее, соответственно весит как туша кита. И дадут ли вообще это сделать, успею ли? К тому же как назло потратил энергию батареи на ловушки, сейчас нечем даже Печать Обезболивания сотворить.
— Орм, — в полубреду произнес сын гранда. — Орм, я плохо вижу. Что случилось?
— Ах, мать твою! Мерзкая мелодрама продолжается! — с отвращением пробормотал я. И громче добавил: — Глаза лишился.
— А-а-а… — протянул Фергюс. — Зато теперь буду похож на пирата. Женщины ведь любят мужчин со шрамами и темным прошлым?
— Ага, любят, — буркнул я. — Помолчи, а! Не трать силы.
— Ладно, — послушно шепнул поэт. — Только дышать трудно…
Закашлялся, харкнул кровью и, застонав, снова отключился. А я опять выругался и попытался прикинуть, как поднять и закинуть на плечо. Но почувствовал движение, поднял голову и уставился на обоих МакКейнов.
Приступ неудержимой ярости у Олсандера закончился. По-прежнему цедил проклятия и сверкал глазами, но бросится на раненного попыток не предпринимал. Лишь стоял и сжимал кулаки, сжигая Фергюса взглядом. Симас тем временем торопливо подобрал кортик старшего, собрал обертку от оружия. Повернулся ко мне, кивнул на клинок в моих руках и сказал:
— Верни.
— Нет, — ответил я.
— Кортик мой.
— И что с того? Или ты хочешь сказать, что оставишь меня с пустыми руками и раненным другом у черта на куличках? Могут понадобиться носилки. Или повязки. Вы ведь вряд ли будете столь великодушны, что поможете доставить сына правителя в ближайшую лечебницу.
— Именно это он и хочет сказать, лорд Бродяжка! — фыркнул Олсандер. — Нам какое дело, загнется МакГрат или нет? Отдай оружие.
— Так подойди и забери, — ровно сказал я, встречая злобный взгляд МакКейна прямо и спокойно. Нащупал в потайном кармане ампулу с деактиватором оков. — Дай мне достаточно серьезный повод.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а я ласкал пальцем колпачок иглы. Знал, что глупость. Что собственные планы, остатки жизни укатятся в трубу, но приготовился использовать. Потому что в глубине души поднималась волна безумия и ярости, желание крушить и убивать. Жажда нарастала как далекий рокот обвала, но вот-вот, одно неверное движение…
Едва заметно вздрогнув, Олсандер отвел взгляд.
— Да что ты сделаешь, лорд Грязнуля?
— Все, что необходимо, — так же спокойно произнес я.
«И мало тебе не покажется, ублюдок».
— Пойдем, Олс, — сказал Симас, бросив быстрый взгляд в темноту пещеры. Лицо осталось таким же сонным и невыразительным, но показалось на миг, будто повеяло тревогой и настороженностью. — Мы закончили. Хватит.
МакКейн позволил себя увлечь к выходу. Отступил на шаг, потом развернулся и решительно зашагал прочь. Но на пороге храма оглянулся и сказал через плечо с кривой ухмылкой на губах:
— Жаль. Я ошибся, рука дрогнула, воткнул лезвие слишком глубоко. Словоплет должен жить. Жить как и сестра — слепым, беспомощным, гадящим под себя. А теперь подохнет как настоящий поэт — трагично. Не дай бог запомнят и прославят.
Глава 12
Я не нашелся, что ответить. Бывает же… когда нужно сказать хлестко и метко, мысли путаются, язык тяжелеет. И уже потом прокручиваешь разговор в воображении, придумываешь остроумные реплики, как бы посмотрел, какую мину скорчил, дабы уязвить оппонентов побольнее. Чтоб заткнулись и убрались опозоренные, с втянутыми в задницы языками.
Однако ложка дорога к обеду, а время отмотать назад нельзя. Да и если подумать, неважно сие. Когда у тебя на руках умирает друг, не до соревнований в интеллектуальном сквернословии.
Проводив взглядом братьев МакКейнов, я скрипнул зубами и вновь повернулся к Фергюсу, прощупал пульс на шее, осмотрел повязки. Импровизированные бинты быстро намокали, сердцебиение и дыхание слабело каждую секунду. Если попробую тащить, точно умрет от потери крови, удушья и болевого шока. И сбегать за помощью не получится, времени нет.
Но что вообще могу сделать без снятия оков, имея лишь то, что имея?..
Кое-что. С сырой энергией работать могу хоть опутанный татуировками, недавние манипуляции с батареей тому доказательство.
Поразмыслив, я пошарил в потайном кармане и отыскал перстень с шоковой Печатью. Мысленно призвал Изнанку, осмотрел призрачный узор и легким воздействием подправил, позволил энергии из прибора истекать свободно в пространство. Собрал в горсть облачка невидимого пара, с помощью воли заставил сгуститься. И набросал на груди Фергюса рисунок, напоминающий неправильный круг, пересеченный несколькими эллипсами, наспех добавил пару примитивных символов. А когда схема уравновесилась, активировал, проследил, как эскиз медленно тонет в груди поэта. Затем вернул шоковую Печать в исходное состояние и проверил запасы — потратил примерно половину.
Внешне ничего не изменилось, хотя по идее кровь в ранах друга должна стремительно сворачиваться, а боль уменьшиться. Но вновь проверив пульс, я грязно выругался. Биение под пальцами почти не прощупывалось, дышать перестал. Кажется, остановилось сердце.
— Твою ж мать! — прошипел я. — Но нет, поборемся…
Отстегнув сумку собственного спас-комплекта, вытащил баллончик с кислородом и складную резиновую маску. Нацепил на лицо поэта, затянул завязки и открыл вентиль.
Запаса обычно хватает минут на пять — достаточно, чтобы дать шанс выбраться из задымленного помещения или добежать до пункта первой помощи с универсальными масками и скафами, пробыть под водой какое-то время… Фергюсу хватит и подавно. В случае чего есть запасной из его комплекта.
Торопливо призвав Изнанку, я опять всмотрелся в шоковую Печать перстня. Подправил в одном месте, слегка изменил свойства. И сообразил, что энергия начала стремительно рассеиваться. Прижал печатку к груди друга, активировал.
Ровно секунду ничего не происходило, а затем тело поэта выгнуло дугой. Мгновенно напрягшиеся мышцы натянулись как жгуты. Фергюс вновь безвольно упал на пол, но, когда я поднес пальцы к шее, вновь ощутил слабое биение. На щеках появился легкий румянец, веки затрепетали, а кровь перестала стекать по повязкам.
Слава новым и старым богам! Вроде б получилось.
Смахнув испарину со лба, я шумно выдохнул и отбросил бесполезный теперь перстень. Подобрал кортик и встал, намереваясь отправиться на свалку в поисках пары железных прутов, тряпок и ремней, чтобы соорудить волокушу. Но едва оказался на пороге храма, замер и прислушался к ощущениям.
Оба МакКейна ушли, и звуки шагов, голоса давно растворились в обволакивающем безмолвии грота. Стало тихо, я слышал, как осыпается мелкий сор, капает и журчит вода, пищат крысы. Но из-за того более жутким было внимание, коим сочилась темнота пещеры. Настороженностью, опаской и холодной жестокостью, готовностью убивать.
