В спальне родителей были те же плюшевые покрывала с рынка, с ядовитыми цветами, махрами и подушками, солидная коллекция маленьких книжечек переводных дамских романов на полочке со стороны мамы, полное отсутствие каких-либо вещей, кроме массивной глиняной статуэтки на тумбочке (такие фигурки в метро в изобилии продаются) со стороны папы.
В комнате Валеры и Карины тоже чувствовалась твердая рука дизайнера, для которого главное, чтобы было как у всех, без пыли, солидно и с достатком. И там ковры, плюшевые покрывала, искусственные цветы пучками и гирляндами (по логике: молодость и цветы — это круто!), календарь с видами барахла из Оружейной палаты с надписями на английском языке, берет десантника за стеклянной дверцей шкафа, и тут же при нем самая позорная керамическая вазочка.
— Карин, как ты уживаешься со всем этим? — присмотревшись к посуде, в строжайшем симметричном порядке расставленной в горке, спросила Марина сестру, забыв даже о начатом разговоре. — Тут же такая мертвятина, просто жить нельзя. У нашей тети Вероники и то лучше. Там эти её допотопные вещи шестидесятых — семидесятых годов, но они все хоть человеческие какие-то, обжитые.
— Пройдет двадцать лет, и эти обживутся, — попыталась отшутиться Карина.
Но Марина продолжала:
— Это дешевый блеск — это же все мертвое. Зачем им это? Ведь продаются вещи недорогие, но нейтральные, если на дорогие и хорошие денег не хватает.
— Давай не будем обсуждать проблемы чужих денег.
— Ишь ты какая, — вспыхнула Марина. — Это и моя проблема тоже: ты тут живешь.
— Но не я же это все купила, ну что ты пристала…
— Я же, Карин, просто спрашиваю, — кротко проговорила Марина, знаешь, не обижайся, но мне кажется, что это определенный стиль жизни: «Прыщ, но пышный».
— Ну хватит тебе! — Карина оглянулась, словно стены и обижаемые Мариной вещи могли все запомнить и нажаловаться вечером своим хозяевам.
— Ладно, конечно… Ну скажи, Карин, ну как тут тебе? Я и дня бы не протянула. Тебе нравится, правда? Я, может, чего-то не понимаю…
— Это чужой дом, Марина, — ответила ей Карина, — а нравится мне тут или нет, это уж как относиться ко всему.
— Как ты относишься?
— Стараюсь ничего не замечать. Не трогать и не менять. Видишь, тут же мама всем командует.
— Я так сразу и поняла. А Валере нравится?
— Ну…
— Ведь если не нравится, разве он стал бы с этим мириться? Поставил бы себе в комнату такую мебель, какую хотел. И покрывала бы эти аляпистые выкинул. Купил бы самые простые, однотонные, без всего. Он же мужик все-таки, а не старая слепая бабка, которая и различает только рисунки большие и яркие.
— Будет у него свой дом, Валера все сам себе и купит, такое, какое захочет, — тихо, но твердо произнесла Карина. — А пока зачем ему маму расстраивать?
— Ты?
— И я с ним. Не бойся, Марин, мы уже все знаем, чего нам хочется, улыбнулась Карина.
— Ты не думаешь, что твоему Валере, раз он всю жизнь на такие бешеные цветы любовался, они теперь тоже красивыми будут казаться? — спросила Марина.
— Не в цветах дело, — решительно сказала Карина, явно больше не желая об этом разговаривать.
— Ну ладно, пришла-то я к тебе вовсе не мебель и ковры ругать. Да фиг с ней, с этой мебелью. Зато чисто и тебе дышится легко. Тебе же пылью вредно дышать. — Марина умела прикинуться вовремя находчивым Подлизой. Лучше вспомни, что я тебе обещала, когда-то давно. Что мы свои двадцать лет… Ну…
— Отмечать будем, что ли? — предположила Карина, которая не помнила, что Марина обещала.
— Молодец! Как и где! Ты что, не помнишь? — Марина присела на край дивана.
— Ну и как? И где? — Карина, кажется, действительно не помнила.
— Я тебе пообещала когда-то, мы ещё в «Зеркале» работали, что свои двадцать лет мы с тобой будем отмечать в ресторане, и в шикарном. Ну, помнишь? — Марина горела нетерпением поскорее выпалить сестре новость, но та никак не могла вспомнить то, что было для Марины так принципиально.
А день их рождения действительно приближался. Сестры родились тридцатого марта, и Марина никак не хотела пропустить без торжества эту важную для себя и Карины дату.
— Мы идем в ресторан! — громко сказала она, и даже рюмочки в горке, казалось, отозвались ей.
— Кто «мы»?
— Кто? Вы с Валериком и я с…
— С кем?
— С Игорем Александровичем, — торжественно заявила Марина. — В принципе, это он приглашает.
— Куда? К вам в «Сакунталу»? — спросила Карина. Она надеялась, что все закончится мирно, по крайней мере «Сакунталой».
— Нет, мы идем в «Прагу»! — ответила Марина и вывернула руку так, словно собралась танцевать что-то галантное.
— Нет, мы не можем! — ахнула Карина. — Это… это слишком. И не надо нас приглашать, мы не хотим, Марин, чтобы за нас…
— Вы сами за себя заплатите, если хотите, — замерла в картинной позе Марина.
— Да ты что! Нет. Нам много денег для ребенка будет надо, мы собираем… — Карина забралась в кресло поудобнее, намереваясь на этот раз стойко держать оборону и не сдаваться.
— Тогда принимайте наше приглашение! — не унималась Марина.
— Что мы… Да Валера никогда не согласится… — волновалась Карина. Нет, даже разговора быть не может. Он не допустит, чтоб за нас платил твой мужчина…
Марина сжала губы в бантик.
— Это пока ещё не совсем мой мужчина. Игорь Александрович хотел просто сделать приятный подарок на день рождения мне и моей сестре. Ну, семье моей сестры. И все.
— Да?
— Да, Карина. И не думай ничего. А если ты так не хочешь, давай, я тебе денег дам, а вы с Валерой их за себя в «Праге» заплатите. Ну, ведь так же можно сделать? — присела Марина на корточки возле сестры. — Ну, так-то ты можешь согласиться?
Карина понимала, что соглашаться нельзя ни за что. Надо предложить Марине хоть на дачу к ним поехать, пусть с этим Игорем Александровичем, если он согласится, или просто дома отметить. На работу к сестре она не хотела, там всегда было слишком шумно, а Карину в последнее время особенно донимали громкие и резкие звуки.
— Нет, Марин, в «Прагу» в другой раз сходим, — вздохнув, мягко сказала Карина, — когда будем отмечать наш двадцать один год, например.
— Ну почему, Карина, давай сейчас! — в нетерпении подпрыгнула Марина.
— Куда я, — развела руками Карина, — посмотри, какая я сейчас смешная.
— Просто отличная! — в восторге обвела круг в воздухе Марина.
— Нет, мне тяжело, я буду стесняться, — продолжала Карина, незаметно перейдя от обороны к наступлению, — все там в красивых платьях, легкие, изящные, а я буду как слоненок. Мне рожать уже через месяц. Вот лучше после этого всего и давай.
