Нет, не совсем так. Арина с пяти лет ценит и любит Тёму, просто они виделись не очень часто. Потому что Наташа и Гуля почти сестры, как Арина и папины новые дочки, теперь она хорошо понимает разницу. Но все-таки раньше они встречались с Тёмой у Чудиновых или на прогулке в парке, и один раз даже ездили в отпуск на море, а теперь Артем исчез. Вернее, не исчез совсем, а просто перестал приходить к деду и Лене. Сначала Арина думала, что он занят или уехал куда-то, и решила спросить у тети Наташи. Но Наташа на такой простой вопрос странно замялась и прошептала ей на ухо, что у Тёмы возникли разногласия с дедушкой. Нет, не разногласия, скорее взаимонепонимание, такое часто случается между поколениями. Ха, Арине она могла бы не объяснять! Какого взаимопонимания прикажете ожидать от вечно занятой раздраженной мамы или живущего с другой семьей папы? Но тут Лена, как всегда, громко и резко прервала, что нечего придумывать красивые отговорки, суть в том, что Артем уже полгода, как прекратил с ними общаться, и с ней, и с Виктором! И не потрудился объяснить причину. И его не волнует, что дед много раз звонил, его величество даже к телефону счел возможным не подходить!
Арина решила промолчать и потом выяснить у мамы. Но мама только буркнула, что Наташа давно распустила сына, элементарно избаловала и распустила, она бы своим детям в жизни не разрешила такое хамство. Да-да, конечно! Арине бы точно не разрешили, но Сережке?! Их любимому несравненному гению? Что ж, она давно смирилась, что Сережа – музыкальный, одаренный, остроумный, с десяти лет сочиняет пьесы, пишет сочинения на английском. Короче, настоящий наследник Чудиновых. Кстати, если бы Арина училась в английской школе, она бы тоже писала сочинения на английском.
На самом деле она любила брата не меньше взрослых, отдавала конфеты, убирала вечно разбросанные вещи. Еще когда Сережка был совсем маленьким и плакал по вечерам, Арина забиралась к нему в кроватку, и он сразу затихал и засыпал. И Арина засыпала, хотя очень затекали ноги, но Сережка был уютный, как живая подушка, и становилось нестрашно без родителей. А мама смеялась и говорила гостям, что дети прекрасно могут ночевать одни. И Сережка любил Арину, все за ней повторял, очень смешно говорил «я сама пойду, я сама возьму», соглашался играть в куклы и даже просил купить ему платье. Но все равно получалось обидно, что Сережке прощают грязные руки и потерянные ключи, а над Ариной, которая никогда ничего не теряла и наводила в комнате идеальный порядок, смеются, что из нее получится образцовая медсестра.
На самом деле, она просто не очень везучая. Например, в детсаду ее ни разу не выбрали Снегурочкой, за целых пять лет ни разу. Арина всегда вешала пальто в шкафчик, доедала до конца манную кашу, не заходила в группу в грязных ботинках, при распределении ролей сразу вставала в первый ряд и тянула руку. И ничего! Она была согласна даже на Лисичку-сестричку, пусть лисичка хитрая и вредная, но все-таки не тупая снежинка без слов. Но и лисичкой назначали другую девочку, лучше вообще не вспоминать этот детский сад! А в третьем классе Арина наконец упросила маму поехать в зимний лагерь. Одна подружка в школе рассказала, что там страшно весело, на Новый год разрешают долго-долго не спать, всем выдают санки и лыжи и на полдник пекут огромный пирог с яблочным повидлом. Наверное, все так и было, но на второй день у Арины заболел живот и болел все сильнее, даже вырвало два раза. Вот такое невезенье – вместо лагеря попала на операцию аппендицита, и мама хотя и звонила врачам, но приехала в загородную больницу только на третий день, потому что была занята на работе.
Самое странное и обидное, что ее брат тоже оказался невезучим! На пятидневку Сережу не отдавали, в детсаду на всех праздниках ставили первым, музыкой он занимался в специальной музыкальной школе, для выступлений на концертах мама купила своему любимцу настоящий гастук-бабочку, как у дирижера оркестра… А ничего хорошего не получилось. Если задуматься, брату досталась ужасная жизнь – мороженое разрешали не чаще раза в неделю и только летом, чтобы не повредить голос, частный преподаватель фортепиано требовал три часа занятий каждый день (хорошо, Арина догадалась перебраться на кухню вместе с учебниками), гостям брата демонстрировали как дрессированную собачку – только подумайте, такой маленький а исполняет «Хорошо темперированный клавир».
Одно воспоминание особенно мучило Арину даже спустя много лет после школы. Брат учился классе, кажется, в шестом, и она в очередной раз отправилась вместо родителей в музыкальную школу на общий весенний концерт. Не могут же два ответственных врача все бросить посреди рабочего дня! Тем более одному нужно ехать через полстраны, а у другой очередной доклад на важной конференции. А то, что их гениальный сын – растрепа и обязательно потеряет ключи или перепутает время выступления, так для этого есть старшая сестра, пусть не такая гениальная, но организованная и ответственная, прекрасные качества для будущей медсестры. Арина привычно собрала за брата сумку, очки и бутерброд на обратный путь, уселась во втором ряду вместе с родителями и бабушками других солистов и уже собралась потихоньку взремнуть, как вдруг вспомнила, что не отдала Сережке ноты. А ведь прекрасно знала, что преподаватель фортепиано зачем-то требует приносить ноты (очередной произвол и глупость взрослых, потому что все исполнители играют наизусть). Она на цыпочках помчалась за сцену, поскольку первый из сегодняшних талантов уже бодро барабанил по клавишам, и обошла две или три комнаты, прежде чем увидела белого как полотно брата с дрожащими губами.
– Что случилось?!
– Я забыл начало второй части, – Сережка вытирал мокрые руки о штаны, – там адажио или сразу начинается аллегро? Я не смогу аллегро, пальцы застыли, видишь – не гнутся, я точно не смогу.
Арине вдруг передался его ужас.
– Ерунда! Начнешь и вспомнишь, так всегда бывает. А если и не вспомнишь – наплевать, отыграй скорее и пойдем в кино!
Он попытался улыбнуться, и эта мучительная гримаса вместо улыбки на лице двенадцатилетнего человека на годы осталась в памяти. Потому что Сережа не радовался музыке, не упивался гармонией, как многие дети, а мучился и страдал. И нужно было взять его за руку и увести, сейчас же увести от ненужных страданий. Но кто бы ей позволил!
К девятому классу даже Лена признала, что выдающегося пианиста из Сережи пока не получилось. Он постоянно срывался на выступлениях, схлопотал тройку по специальности. Звонкий, как колокольчик, голос к четырнадцати годам стал резким и грубым, чего мог ожидать любой нормальный человек. Нормальный, но не ее мать, которая переругалась со всеми преподавателями из-за нового мальчика-солиста в школьном хоре. Мол, к Сереже отнеслись жестоко, вместо временного перерыва вычеркнули как отработанную вещь.
– А чего вы ожидали? – спросили в школе. – Взрослый юноша не может вернуться в хор мальчиков. Родители должны заранее подготовить ребенка, а не предъявлять необоснованные претензии.
Самое смешное, что мамина почти сестра тетя Наташа, к которой в их семье относились слегка снисходительно, как к приятной, но недалекой родственнице, организовала свой совершенно уникальный детский хор! Причем хор этот пользовался большой популярностью в Питере и даже выезжал на гастроли в Москву, так что Наташа совсем не пострадала, потеряв при перестройке должность методиста. Наташины дети-исполнители, в отличие от Сережи, свой хор обожали, репертуар выбирали всем коллективом и, к восторгу слушателей, свободно пели самые разнообразные инструментальные партии. Получался настоящий живой оркестр, включая барабаны и валторны, вот такая потеха!
