– Да? – удивился я.
– Ну конечно. Он висит тут много лет.
– Э…
Мы с Томом и Салли переглянулись.
Я вспомнил, что написал мой учитель в письме Симону. «Очень жаль говорить это, но ты мало чем можешь помочь Марину. Когда разум начинает вести себя подобным образом, никакая сила на Земле уже не способна вернуть его в нормальное состояние».
– Да-да. А можно взглянуть?
Марин удивился:
– Да вот же он. Прямо здесь. Смотрите.
Он указал на картину, висящую над камином. Это была сцена в голландском стиле: двое мужчин на лошадях у речного берега, а третий на заднем плане пасёт скот на фоне округлых лесистых холмов.
Я покосился на Реми, не зная, как бы половчее предложить ему сходить и приготовить лекарство.
Марин заметил это. Его глаза сверкнули.
– Думаете, старик выжил из ума?
Я покраснел.
– Нет, просто…
– Всё в порядке. – Марин улыбнулся. – Сними её, – сказал он Тому.
– Сэр?
– Сними картину. Давай же.
Том посмотрел на меня. Я кивнул, и он, подойдя к камину, снял картину с крюка.
– Вынь из рамы, – велел Марин.
Том снова покосился в мою сторону, но повиновался. Теперь полотно было растянуто на внутреннем каркасе, прикреплённое гвоздями к деревянной основе.
– А теперь оторви её от доски.
Я протянул Тому маленький гвоздодёр, извлечённый из пояса. Он вытащил гвозди. И когда холст отделился от деревянной подложки, я изумлённо заморгал. Под картиной было второе полотно. Том вынул его…
– Это она! – ошарашенно выдохнул я. – Картина из Лувра.
На ней были изображены три пастуха с длинными посохами. Рядом стояла девушка. Все они рассматривали большое каменное надгробие. Могила одиноко возвышалась среди мирного пасторального пейзажа, под голубым небом, с набежавшими на него облаками. Двое пастухов указывали на вырезанную в камне надпись:
ET IN ARCADIA EGO
– Что это значит? – спросила Салли.
– И в Аркадии я.
– А это что значит? – вступил Том. – Чья могила тут нарисована?
– Ничья, – объяснил Марин. – Под словом «я» имеется в виду сама смерть. Иными словами, даже в таком идеальном райском месте существует смерть. Эта картина – своеобразное напоминание, она призывает не забывать, что вы тоже умрёте.
– Можно подумать, об этом надо напоминать, – буркнул Том.
– Но… откуда она у вас? – спросил я. – Могу поклясться, что видел ту же самую картину в Лувре.
– Ты видел оригинал, – сказал Марин. – А это копия.
– Они выглядят совершенно одинаково.
– Потому что это не простая копия. Её написал сам Пуссен. Я специально заказал её ему. И заплатил немалые деньги.
– Но зачем?
– Я уверен, что, как и стихотворение Вуатюра, эта картина связана с тамплиерами.
– Думаете, тамплиеры попросили его написать картину?
– Нет, – сказал Марин. – Я думаю, что Пуссен – тамплиер.
Глава 36
Я воззрился на него:
– Почему вы так решили?
– Это связано с его жизнью в Париже, – ответил Марин. – Никола Пуссен француз, но большую часть юности провёл в Риме. Однако в 1640 году кардинал Ришелье пригласил его во Францию, чтобы он стал придворным художником короля. Пуссену не хотелось приезжать, но всё же он согласился. Придворные очень завидовали его таланту и высокому положению. Они то и дело устраивали Пуссену пакости. Так, один раз они подсунули ему мальчика. Круглолицый и большеглазый, он от рождения был юродивым и с трудом выговаривал слова. Придворные решили, что предложить Пуссену такого слугу – отличная шутка. К их удивлению, он не отослал мальчика, а взял в свой дом, и тот долго служил Пуссену верой и правдой. Тем временем Пуссен утомился от парижских интриг. Два года спустя он объявил, что возвращается в Италию. Мальчик очень расстроился. Если не считать его собственной матери, Пуссен был единственным человеком в мире, кто относился к нему по-доброму. Мальчик хотел уехать вместе с художником, но его мать была очень больна, и он не мог её покинуть. Пуссен похвалил мальчика за такое решение и за образцовую службу подарил ему двадцать луидоров. Огромная сумма! А кроме того, Пуссен оставил мальчику нечто гораздо более ценное. Угадай, что?
– Флорин, – сказал я. – С крестом тамплиеров.
Марин удовлетворённо кивнул:
– Именно.
Мои мысли понеслись в бешеном ритме.
– Мальчик ещё в Париже? С ним можно поговорить?
– К сожалению, нет. Он очень гордился своим подарком и рассказал о нём не тому человеку. За золото Пуссена мальчика убили.
– Какой ужас!
– Видимо, тамплиеры тоже так думали. Однажды утром королевская стража обнаружила убийцу повешенным перед Бастилией. В сумке под его ногами лежали двадцать луидоров.
– А куда делся флорин? – спросил Том.
– Монету так и не нашли. Видимо, тамплиеры забрали её. Так или иначе, думаю, Пуссен – один из них. И эта картина особенно загадочна. Увидев её, я сразу понял, что это ключ. И написал Пуссену в Рим, умоляя сделать для меня копию. Он согласился, как видите. Хотя, думаю, это была его последняя шутка.
Старик встал и подошёл к столу. Там всё ещё лежали бумаги, извлечённые из тайника перед камином. Марин порылся в них и протянул мне письмо, написанное по-французски. Я прочитал его, переводя на английский – для Тома.
Достопочтенный граф де Гравиньи!
Я получил от вас деньги и сделал копию моих «Пастухов» – именно так, как вы и пожелали. Надеюсь, картина вам понравится. Но, поскольку вы кажетесь мне порядочным человеком, я чувствую себя обязанным предупредить вас: что бы вы ни искали, здесь вы этого не найдёте.
Никола Пуссен
Я перечитал письмо ещё раз.
– Стихотворение, – сказал я Марину, – привело нас к этой картине.
– Да.
– В нём говорится, что ответ сокрыт среди красок.
– Да.
– Но в этой копии подсказки нет, так?
Марин вздохнул.
– Да. Именно это я никак не могу понять. Они идентичны. Я помню каждый мазок. Я стоял перед оригиналом несколько дней, пытаясь найти различия. Их нет. Ни единого.
– Вы думаете, Пуссен солгал?
– Нет. И значит, то, что он спрятал, есть только в оригинале.
