Я мысленно перебирал содержимое своего пояса, но мною всё сильнее овладевала паника. Я не знал, как спасти этого парня.
И тут случилось нечто невероятное. Парень на поляне больше не пытался нападать на собак. Вместо этого он поднял шпагу высоко над головой и начал вращать клинком. И – я мог поклясться – он запел. То была единственная ясная чистая нота. Сталь тонко звенела, бросая вызов врагам и наполняя лес священной песнью. «Давай же, – казалось говорила она. – Приди и найди вечность!»
И от этого звука собаки съёжились. Две из них отступили, низко опустив головы и прижав уши. Парень закрутил клинком быстрее, и он запел ещё громче. Теперь вся стая испугалась. Три собаки повернулись и кинулись в лес. Остальные нервно озирались. Одна из них жалобно взвизгнула, тоже готовая бежать, и, думаю, она бы так и сделала, но ей мучительно хотелось есть. Здесь было так много мяса, способного наполнить пустые животы, и даже поющий клинок не мог справиться с одолевающим зверей голодом.
Четыре собаки наступали, отчаянно пытаясь закончить бой. Нужно было действовать – и немедленно. Я ринулся к ближайшему из псов. Отступая от клинка, он заметил меня слишком поздно, но теперь обернулся. Клочья пены висели у него на губах. Я швырнул ему в морду оставшуюся часть перца. Пёс чихнул, пытаясь выплюнуть его. Но моей помощи оказалось мало и она пришла слишком поздно: другой пёс прыгнул на парня.
– Сзади! – крикнул я.
Он повернулся и отпрянул, увидев бегущего на него зверя. Затем упал на колени. Клинок опустился по широкой дуге. Блеснуло золото. Шпага со свистом рассекла воздух, и собака едва успела пригнуться. Кончик клинка резанул её по голове, оставив длинную тонкую царапину. Кровь брызнула на снег. Собака взвизгнула от боли. Пёс, засыпанный перцем, выл с ней в унисон, мотая головой, чтобы избавиться от жгущего его порошка. Остальные собаки – испуганные и растерянные – отпрянули назад.
Мой перец кончился, но у парня по-прежнему была шпага. Он поднял её и снова взмахнул клинком в воздухе. И сталь снова запела.
Собаки не выдержали – и сбежали.
Парень опустил клинок, глядя вслед убегающей стае. Песня клинка затихла, унесённая ветром. Парень стоял неподвижно – измученно, тяжело дыша и вздрагивая от пережитого страха.
– Том?.. – сказал я.
Парень обернулся. Он смотрел на меня, будто не веря своим глазам. А потом кинулся ко мне:
– ААААААААААААААААА!
В руке он по-прежнему сжимал шпагу.
– Стой! – крикнул я. – Подожди.
Но он не стал ждать. Почти добежав до меня, парень выронил клинок, и тот утонул в снегу. А Том с разгона врезался в меня. Мы повалились на землю. Пустой флакон выскользнул из моих пальцев. Снежные хлопья взвились в воздух, когда Том приземлился на меня, выбив воздух из лёгких.
– Оуфхх! – сказал я.
Он схватил меня за ворот и встряхнул.
– Я знал, что ты не умер! – провозгласил Том. Его громогласные кличи перетряхивали мне мозги, и каждое слово ввинчивалось в голову. – Я ЭТО ЗНАЛ!
– Умру, если ты не прекратишь!
– Прости. Извини, пожалуйста.
Он выдернул меня из сугроба, словно тряпичную куклу, и поставил на ноги. Мне пришлось ухватиться за дерево, ибо мир вращался перед глазами. Я только-только начал приходить в чувство, когда Том обнял меня, оторвав от земли.
– Но я ЗНАЛ ЭТО! – крикнул он.
– Воздуха! – каркнул я.
– Что?
– Воздуха. Он мне нужен. Чтобы дышать.
– Точно. Прости. Прости.
Том выпустил меня из объятий, широко улыбаясь. И хотя я не помнил его – не мог не улыбнуться в ответ. После всех этих дней одиночества я ликовал, встретив людей, которые радовались мне. Хотя объятия рыжеволосой девушки всё-таки были поприятнее…
Том хлопнул меня по плечу, едва не сбив с ног. По-прежнему улыбаясь, он выудил из сугроба свою шпагу и обтёр с клинка снег.
– Надо полагать, ты Том, – сказал я.
Он замер, не успев отряхнуть лунный камень.
– Не понял. А кем ещё я могу быть?
Я не успел ответить. Позади нас снег заскрипел под чьими-то башмаками. Улыбка Тома стала ещё шире.
– Погляди, кого я нашёл! – сказал он.
Салли, пыхтя, пробиралась по сугробам.
– Я нашла его первая. С вами всё в порядке?
Казалось, Том лишь теперь вспомнил, что едва-едва не стал кормом для собак. Он поднял шпагу:
– Вечность спасла нас. Ты должна была её слышать. Она пела и отпугивала псов. А Кристофер бросил одному в морду какой-то порошок, и…
У меня перехватило дыхание.
– Что ты сказал?
– Я сказал: порошок…
– Нет. О том, что нас спасло. Кто нас спас?
– Вечность. Ну, моя шпага. Ты же знаешь.
Его песня… Та, что пел клинок, когда Том крутил им над головой. «Приди и найди вечность», – говорилось в ней. Я услышал это? Или… вспомнил?
Том явно озадачился:
– Что происходит? И кто это у нас тут?
Он смотрел мимо Салли. За ней следовала Кроха, с трудом переставляя ноги по снегу. Девочка подняла голову и увидела, что Том глядит на неё. Она замерла на месте.
Улыбаясь, Том сделал шаг вперёд. Я положил руку ему на плечо:
– Осторожнее. Она убежит, если ты попытаешься…
И тут, к моему изумлению, Кроха заговорила.
Глава 15
– Монмон, – прошептала она и побежала к Тому.
Приподняв брови, Том наблюдал, как малышка неуклюже пробирается через сугробы. Она кинулась к нему, облапив его ногу. В два раза ниже Тома, Кроха обвила руками его бедро и закрыла глаза, обнимая юношу – так, словно только что обрела своего потерянного отца.
Том не знал, куда деваться от изумления. Воткнув шпагу в снег, он поднял девчушку, и она обхватила ногами его талию.
– Итак, как же тебя зовут? – спросил он.
Девочка глянула на него с удивлением. Потом медленно протянула руку и коснулась мизинцем кончика его носа. Том рассмеялся и тоже ткнул её в нос.
– Ну, и тебе привет.
Кроха хихикнула.
Я не верил своим глазам.
– Ты её знаешь?
– Нет, – отозвался Том. – А в чём дело?
– В том, что она боится. Абсолютно всех. Кроме тебя. А ты – без обид – довольно страшный.
Том насупил брови:
– Ну, и что это значит?
– Плюс она заговорила с тобой. А до сих пор не произносила ни слова.
Не то чтобы сейчас она произнесла их так уж много, конечно. «Монмон». Это звучало как имя… какого-нибудь домашнего животного, например. Кто-то, кого Кроха любила? И кого Том напомнил ей?..
