Зачем? – спросил я.
Символы – это ключи к загадкам. Каждый символ рисуется с определённой целью. Если не поймёшь смысл – не разгадаешь тайну.
Я встал. Последние остатки сна слетели с меня. Я с завистью глянул на соседей по комнате. Том лежал на тюфяке в углу. Кроха развалилась у него на спине, словно Том был периной. Её ручонки свисали по бокам, струйка слюны впитывалась в рубашку на плече.
Вчера поздно вечером девочка снова расплакалась – ни с того ни с сего. Она ничего не говорила – просто рыдала в объятиях Тома, пока её не сморил сон. Я наблюдал, как её тельце приподнимается и опускается от дыхания Тома, и думал о том единственном слове, которое произнесла Кроха.
Пуритане.
Вчера, когда Роулин ушёл, я рассказал Тому и Салли о странной реакции Уиллоби и его дочери на мои вопросы. Друзья поначалу удивились, но потом Салли поняла нашу ошибку. Она хлопнула себя по лбу и застонала:
– Я забыла о твоей маскировке! Мы напугали их.
– Но я ничего им не сделал.
– Этого и не требовалось. Они ведь думают, что ты внук лорда Эшкомба.
– И что?
– А Эшкомб ненавидит пуритан. После возвращения короля он порывался казнить их всех.
– Но при чём тут я?
– А что бы ты подумал на их месте, если б в город внезапно заявился внук Эшкомба и начал спрашивать о пуританах? Не факт, что они вообще поверили в нашу историю о кораблекрушении. Они, наверное, думают, что твой дед отправил нас сюда для расследования.
Это была катастрофа. Если тут в самом деле замешаны пуритане, надо понять как. И как связаны между собой Кроха, пропавшие дети и мои потерянные воспоминания. Но теперь пуритане наверняка затаятся или вовсе сбегут из города. Или хуже того: придут за нами.
Я смотрел на спящую девочку и размышлял. Если Кроха нездешняя – тогда откуда же она? И как сюда попала? И как со всем этим связана?..
Кровавый символ… По словам учителя, он может быть ключом к разгадке. Мне нужно увидеть его.
Едва лишь рассвело, я поговорил с Уиллоби. Он отметил на моей карте расположение Крукс-Холлоу: у реки, в полумиле к северу от фермы Роберта. И мы отправились в путь.
Как и прежде, Том прокладывал нам дорогу в снегу. Кроха ехала у него на плечах, а Бриджит наворачивала круги у нас над головами. Что до Салли, то визит в «Кровь и бочку», кажется, пробудил в ней тягу к музыке. По дороге она распевала какие-то задорные куплеты и призывала нас присоединиться.
– Какая ты нынче весёлая, – пробурчал я.
– А почему бы нет?
– Потому что, если верить Роулину, мы должны найти дьявольский знак, злобного духа и, возможно, ведьму.
– И если мы станем мрачными, это чем-то поможет? – спросила она.
– Полагаю, нет.
– Ну вот видишь.
В перерывах между песнями мы болтали о всякой ерунде, чтобы скоротать время. Я то и дело поглядывал на левую руку Салли. Я наблюдал за ней с прошлого вечера и видел, что девушка почти не пользуется рукой, а когда уж совсем нет выбора – едва-едва шевелит ею. Через пару часов, когда мы сделали привал и Салли отошла к реке попить, я спросил об этом Тома.
– Она пострадала, когда мы были в Париже, – тихо сказал Том.
– Что случилось?
– Её ударили по голове. Несколько дней она пролежала без сознания, а когда очнулась, то отчасти потеряла память и левая рука перестала работать. Но Салли это скрывает.
– Почему?
– Думаю, боится, что, если кто-то узнает, она не сможет найти работу. Салли была горничной у придворной дамы. Но если она калека – её никто не возьмёт.
Теперь я понимал. Однако же такую травму нельзя скрывать вечно.
– Даже если она вернётся на прежнюю работу, рано или поздно всё равно узнают.
Том пожал плечами:
– Похоже, она старается об этом не думать.
Я окинул девушку взглядом, размышляя:
– Если рука не действует сейчас, это не значит, что так будет всегда. Салли нужно использовать её как можно чаще. Разрабатывать. Тренировать. Это лучшее, что можно сделать при такой травме.
– Ты ей об этом уже говорил.
– Она не стала слушать?
– Накричала на тебя, заплакала и убежала. Можешь попробовать ещё раз, если хочешь, но лучше не здесь. Не хочу разыскивать её в чаще, если она опять умчится.
Том был прав. Я решил, что поговорю с Салли, но позже. Гораздо позже.
Крукс-Холлоу была небольшой деревушкой, ничем не отличавшейся от соседних. Домишки здесь, как и везде, строили из камня и саманного кирпича. Хижины стояли в ряд, напротив другого ряда домов – старых и давно разрушенных. В снегу вокруг жилищ пролегали тропинки, покрытые влажной бурой грязью. За деревней, в неогороженном поле, какой-то человек приглядывал за стадом овец, рывшихся в снегу в поисках корма.
Заметив нас, мужчина махнул рукой, и мы двинулись к нему через поле. Он дружески поприветствовал нас:
– Доброго дня.
– Это Крукс-Холлоу? – спросил я.
– Она самая. Ищете кого-нибудь.
Салли выступила вперёд.
– Я леди Грейс, – сказала она. – А это барон Эшкомб.
Мужчина поклонился с удивлённым видом:
– Прошу прощения, миледи, милорд. Я вас не узнал.
Я изумился: с какой стати он должен был меня узнать? Но тут же понял: дело в одежде. Мою шёлковую синюю рубашку и дорогие бриджи скрывал простой плащ, подаренный Робертом, а роскошных кожаных сапог не было видно в снегу. Без всего этого я выглядел обыкновенным мальчишкой… каким и был на самом деле.
– Я Джон Морроу, – представился мужчина.
– Джозеф Роулин сказал нам, что несколько дней назад здесь пропал ребёнок.
Джон помрачнел:
– Дэвид, сын Алана Кэвилла. – Он глянул на меня с надеждой: – Вы его видели?
– Увы, нет. Но мне сказали, что тут оставили какой-то знак.
Мужчина вздрогнул и скрестил пальцы:
– Господи, спаси и сохрани!
– Мы хотим на него взглянуть.
Крестьянин оторопел:
– Нельзя этого делать, милорд. Это чернит душу.
– Возможно, мне уже всё равно, – с горечью сказал я.
– Милорд?..
– Нет, ничего. Так или иначе, нам надо увидеть знак. Возможно, он поможет найти пропавших детей.
Джон Морроу удивился, но и воспрянул духом:
– Мы с радостью примем любую помощь, какую вы соблаговолите оказать. Сейчас такие тяжёлые времена!
Он обернулся в сторону дома и крикнул:
