Я посмотрел на Роберта. Тот кивнул:
– Это ваши. В них вас и нашли.
Он собрался сходить и принести плащ, чтобы я не простудился, но Уиз сэкономил время, накинув мне на плечи свой собственный. Он был слишком длинным – почти волочился по земле, – зато тёплым.
Девчушка в углу смотрела на нас, выглядывая из-за оленьей шкуры.
– А что насчёт неё? – спросил я.
Роберт повернулся к девочке:
– Что скажешь, кроха? Хочешь увидеть моих дочурок?
Она исчезла за покрывалом. Роберт добродушно рассмеялся.
– Похоже, нет. Оставим её в покое. Она присоединится к нам, когда будет готова.
Я чувствовал себя так, словно оказался внутри какой-нибудь картины. Справа возвышался фермерский дом из выщербленного ветром камня, крытый почерневшей от времени соломой и увенчанный снежной шапкой. Напротив стояли два небольших коттеджа с протоптанной между ними тропкой, а возле меня – ещё одна хижина из саманного кирпича, похожая на ту, откуда я вышел. Из труб поднимался дым, исчезая среди серых облаков. За коттеджами виднелся огромный амбар из растрескавшихся досок, выбеленный той же известью, что покрывала стены хижины. В дверях амбара стояла корова, тыкаясь носом в снег. За ней слышалось тихое мычание.
За фермой вздымались округлые холмы. Половину горизонта закрывал лес – сейчас безлистный. Слышалось журчание ручья. С противоположной стороны холмы сходили на нет, и виднелся огромный синий простор океана. Я чувствовал запахи – свежий морозный воздух, запах скотины, запах морской соли.
– Где мы? – спросил я.
– В Девоншире, милорд. – Роберт указал в сторону моря: – Это Ла-Манш.
Девоншир. Итак, я на юго-западе Англии. В памяти всплыло название…
– Эксетер, – произнёс я.
Роберт кивнул:
– Это столица нашего графства. До него двадцать миль на запад. А ближайший к нам городок – Ситон, он всего в нескольких милях к востоку, в устье реки Экс.
Я не узнавал этих мест. Всё, что я знал о них: графство Девоншир находится на юго-западе, а его столица называется Эксетер.
– Может, я оттуда?
– Вряд ли, милорд, – покачал головой Роберт. – Судя по выговору, вы с востока. Наверное, из Лондона?
Ну конечно. Акцент указывал, откуда я родом. Я разговаривал не по-западному, как Роберт, и потому, возможно, мой говор поможет узнать, кто я такой. Я напряг мозги, но чем усерднее пытался вспомнить, тем сильнее кружилась голова. Я с неохотой отказался от этой мысли. Не хотелось снова рухнуть лицом в сугроб.
Мы двинулись к ферме, проваливаясь в снег на добрые два фута. Уиз шёл следом, закинув свой длинный лук на плечо. Такое количество снега придавало пейзажу волшебный, сказочный вид, но идти было тяжеловато.
– Столько снега – это нормально для Девоншира? – спросил я.
– Вот уж нет, – сказал Роберт. – Даже полфута – уже странно. И никогда в начале зимы. Зимовать будет трудновато, особенно тем, кто не заготовил корм.
– Какой сегодня день?
– Воскресенье. Двадцатое декабря.
Я чуть поколебался:
– А… год?
Роберт приподнял брови:
– Господа нашего 1665-й.
Я покраснел, чувствуя неловкость. Я знал, где находится Девоншир, помнил название его столицы, разбирался в диалектах… но понятия не имел, какой сейчас год? Как такое возможно?
– Стало быть, вы держите коров? – спросил я, просто чтобы сменить тему.
Роберт кивнул:
– И ещё несколько коз, ради молока, хотя нам столько и не надо. Держу в основном потому, что дети их любят. Они привечают всё, что с четырьмя ногами.
– А вы привечаете всё, что с двумя?
Он рассмеялся:
– Так и есть. Каждому найдётся место, дай им Бог.
Словно услышав его слова, к нам подлетела птица.
Её перья были цвета соли с перцем. Она захлопала крыльями и приземлилась ко мне на плечо. Я застыл. Птица прошлась по моему плащу, потом подскочила и ткнулась клювом мне в волосы. Роберт и Уиз смотрели на неё, улыбаясь.
– У меня на голове сидит голубка, – сказал я.
– Похоже, что так, милорд.
– Ваша ручная птица?
– Вообще-то, я думаю, ваша.
Моя?
Я медленно протянул руку, ожидая, что птица улетит. Но она разрешила взять себя и потыкалась клювом мне в пальцы. Тёплая, с мягкими нежными перьями…
Уиз указал на неё, потом на меня, а затем в сторону моря. И тогда Роберт принялся рассказывать, как меня нашли. Я слушал и не верил.
Уиз охотился в лесу, когда рядом приземлился голубь. Он взялся за лук, чтобы пристрелить его на суп, но птица побежала прямо к нему. Тогда он сообразил, что птица-то, видать, ручная. А она отлетала и снова садилась, словно зовя его за собой.
– Так он и сделал, – сказал Роберт. – Пошёл за ней. И нашёл на берегу вас.
Я прижал к себе голубку. Она заворковала.
– Истинное благословение, милорд, – серьёзно сказал Роберт. – Берег здесь весь изрезан бухтами, а в холмах сотни пещер. Если б птица не привела его к вам, вы бы умерли и море смыло бы плоть с костей. Эта голубка спасла вас.
Странное дело – быть обязанным жизнью какой-то птице. Но она вела себя дружелюбно, а держать в руках казалось так естественно, что я готов был поверить: птица и в самом деле моя. Я осторожно почесал её под пёрышками, и она закрыла глаза от удовольствия.
Это заставило меня задуматься: если со мной был голубь, то, может, и люди тоже? Семья? Друзья? Они тоже плыли на том корабле? Я никого не мог вспомнить – ни лиц, ни имён. Но чем ярче я представлял себе корабль, разлетающийся на части под ударами шторма, тем сильнее сжималось сердце. Что сталось с остальными пассажирами? Были ли среди них те, кого я любил? Возможно, теперь все они мертвы?..
При этой мысли на душе стало тоскливо. Стараясь утешиться, я погладил голубку.
– Она жила в амбаре, – сказал Роберт. – Дети кормили её. Пойдёмте, я отведу вас к ним.
Мы двинулись дальше, и, когда приблизились к дому, мой живот оглушительно заурчал от доносившихся до нас запахов. За домом Роберт готовил половину говяжьей туши, варившейся в коже, – вот откуда кровь на рубашке, пояснил он. Свежая коровья шкура висела, словно гамак, над небольшим костром. Она была заполнена кусками говядины, овощами и травами, которые томились на медленном огне, обещая превратиться в жирное, наваристое рагу. У меня подгибались ноги; от одного только запаха я едва не рухнул на землю. Я больше не мог сдерживаться – и намекнул:
– Когда пришла ваша дочь Марджери, она несла мне рагу. Боюсь, я напугал её, и…
Роберт всё понял:
