Григ наблюдал, как симулякры расчищают дорогу. В принципе, пройти и сейчас ничего не мешало, но путь вел через несколько каменных арок, и Мария логично предположила, что те могут обрушиться им на головы.
Поэтому сейчас симулякр Креча (при помощи симулякров Ли, Лины, Марии и Кати) рушил одну арку за другой и расчищал дорогу.
– У женщин выживаемость лучше, – сказал Григ. – Ну, судя по нашему раскладу.
– Это потому, что мы умнее, – сказала Мария. – Шучу. Потому, что мы осторожнее. Женщина более важна для выживания рода.
– Кто бы спорил, – согласился Григ.
– Десять негритят отправились поспать, – продолжала горланить Мария. – Но двое подрались – и их осталось восемь!
– Не совсем верно, – сказал Григ. – Но один пожадничал – и их осталось девять. Но другой вспылил – и их осталось восемь.
Мария замолчала. Посмотрела на Грига через голову Августа-Роберта.
– Ага, – сказал Григ. – Дошло до меня. Медленно, как до жирафа. Но дошло.
– Только не говори, что ты читал «Божественную комедию», – сказала Мария. – Не поверю!
– Не читал, – кивнул Григ. – Но у меня футболка была.
Казалось, Мария впервые растерялась.
– Какая еще футболка? При чем тут футболка?
– Красивая такая, с принтом. «Карта ада» Боттичелли. И там было аккуратненько отмечено по кругам ада – где, как и за что.
– Без рвов, полагаю, – кивнула Мария. – Впрочем, и тут без рвов. Иначе нас послали бы бо́льшим составом.
– Если я не ошибаюсь, то сейчас будет… ложь? – спросил Григ.
Мария молча кивнула.
– Это хорошо, – сказал Григ. – Это значит, что ты не рискнешь мне соврать, когда я стану задавать вопросы. Соврешь – умрешь.
– Я могу не ответить, – заметила Мария.
– Можешь, – согласился Григ. – Но зачем тебе это? Мы же не враги. У нас похожие цели. И нас, настоящих людей, осталось всего трое. Мы можем дойти, симулякров на четыре оставшихся круга хватит с запасом. Верно?
Он похлопал Августа-Роберта по плечу и сказал:
– Мы тебе не мешаем? У нас не слишком взрослый и скучный разговор?
– Не мешаете, – мрачно ответил мальчик.
– Не боишься, что мы тебя подставим под удар?
– Я должен дойти, вы меня будете защищать, – равнодушно сказал Август-Роберт. – Куда вы денетесь без меня.
– А покажешь Артефакт? – спросил Григ.
Август-Роберт покачал головой.
– Григ! – предостерегающе сказала Мария.
– Не беспокойся, – поморщился Сноходец. – Я не собираюсь играть в Боромира и Фродо. Так, вопрос.
Август-Роберт не ответил. Щурясь, смотрел на двойника Креча – тролль медленно убирал с дороги исполинскую балку. Даже для него груз был почти неподъемен.
– Так что, Мария… ты знала? – спросил Григ.
– Я читала несколько вариантов Пустошей. Они разные, но чаще всего мир за Окраиной сводится к вариациям на адскую тему.
– Почему? – спросил Григ. – Что это значит? Страна Сновидений – в аду? Нет, подожди… мы идем как бы изнутри… Страна Сновидений окружена адом?
Мария поморщилась.
– Ну какой ад, Григ? Мы – современные и здравомыслящие люди.
– Тогда что все это значит? – Григ развел руками. – Нас охватывает та или иная пагубная страсть – тоска, похоть, чревоугодие… Кто-то ей поддается – и гибнет, после чего остальные могут пройти. Как ты это объясняешь?
– Я могу ошибиться, – сказала Мария. – Учти, это не будет ложью.
Григ кивнул.
– Сон и смерть – явления родственные, – осторожно сказала Мария. – Как считали древние, бог смерти Танатос – родной брат бога сна…
– Морфея, – поддакнул Григ.
Мария рассмеялась.
– Григ! Меня то удивляют твои знания, то поражает твое невежество. Ты один из немногих людей, полноценно живущих во Сне – и ты считаешь богом сна Морфея?
– Я вообще не встречал ни одного бога, – ответил Григ. – Но если не Морфей, то…
– Гипнос. Бог сна – Гипнос, бог смерти – Танатос. А Морфей – это прекрасный юноша, бог сновидений. Улавливаешь разницу?
– Я улавливаю, что педерастически озабоченные древние греки каждого второго бога представляли в виде прекрасного юноши, – сказал Григ. – Август-Роберт, заткни уши!
Мальчишка презрительно фыркнул.
– Ты не совсем прав, – ответила Мария, откровенно веселясь. – Во-первых, разница между богом сна и богом сновидений должна быть доступна даже твоему нетренированному уму. Во-вторых, чем бы там древние греки ни озабочивались, но Морфей был и юношей, и старцем…
– Древние греки были разносторонние люди, – кивнул Григ.
– Он вообще мог принимать облик кого угодно, – продолжала Мария. – Если Сны были царством Гипноса, то Морфей являлся в сновидениях, принимая облик людей, причем так искусно, что никто не мог отличить обман. Он копировал лицо, голос, одежду. А при желании мог появиться в реальном мире, выйдя туда из Сна. У Гипноса были и другие сыновья: Фобетор принимал облик животных, а Фантас – предметов. Но только Морфей был способен превратиться в человека.
– Я сражен твоими познаниями, – признал Григ. – Хорошо. Гипнос – папа, Морфей, Фобетор и Фантас – сыновья. Так что там с их дядей Танатосом?
– Сон – это маленькая смерть, – ответила Мария. – Это, скажем так, дружественные страны. Каждый раз, засыпая, мы умираем…
– А умирая – засыпаем, – поморщился Григ. – Давай без лирики?
– Страна Сновидений создается коллективным бессознательным, – сказала Мария. – А люди невольно приравнивают сон к смерти… к маленькой смерти. Поэтому вырваться за пределы привычных снов – все равно что пройти «долиной смертной тени». Это тоже сны, но особые. Предсмертные, скажем так. Мы сейчас выходим из мира обычных человеческих снов… не улыбайся – все кошмары и спутанные безумные сны обычны. И выходим мы через вот такие странные сны, где собрались воедино все человеческие архетипы смерти и посмертных мучений.
– Я бы согласился, – сказал Григ. – Да вот только дантовские круги ада – чисто европейская выдумка. Наверняка китаец или индус представляет себе посмертные муки иначе. А их в мире побольше нашего будет.
– Так, может, дело в том, что мы – не китайцы и не индусы? – предположила Мария. – Ты словно уверен, что Страну Сновидений все видят одинаково. А это не обязательно так.
Григ с сомнением пожал плечами.
– К тому же и наше сознание, и наши сны по большей части сформированы Голливудом, – продолжала Мария. – И нищий разнорабочий из глухой индийской провинции все равно имеет в голове ту же картину мира, что преуспевающий лондонский клерк.
