На других основных направлениях (фронтах) события развивались хотя и похоже, но в целом для нашей армии еще хуже. Особенно катастрофическими они были на большинстве участков Западного фронта. Вот что сообщил Е. Дриг о боях в зоне действия 4-й армии, дислоцированной накануне войны в районе Бреста:
«205-я моторизованная дивизия была поднята по тревоге в первые минуты пятого часа утра 22 июня 1941 года. Развертывание дивизии происходило под авиационным воздействием противника.
30-я танковая дивизия была поднята по тревоге в 4 часа 15 минут…
С началом артиллерийского налета командир 22-й танковой дивизии генерал-майор В.П. Пуганов… объявил тревогу…
Неудачная дислокация 22-й танковой дивизии и неразумно запланированный выход дивизии… привели в первые часы войны к огромным потерям в личном составе и к уничтожению большей части техники и запасов дивизии.
Во время артиллерийской подготовки противника дивизия, располагавшаяся в южном военном городке Бреста в 2,5–3,5 км от государственной границы, понесла огромные потери. Этот городок находился на ровной местности, хорошо просматривался со стороны противника. …Были уничтожены значительная часть танков, артиллерии и автомашин…
В 16 часов после кратковременного, но мощного артиллерийского и авиационного налета ХХIV и ХII армейские корпуса противника в районе Кобрина возобновили наступление, принудив потрепанные части 4-й армии перейти к отходу. 22-я танковая дивизия с отрядом 6-й стрелковой дивизии полковника Осташенко отходили севернее Кобрина… Сама дивизия здесь, на открытой местности и без прикрытия с воздуха, понесла большие потери от авиации. В соединении осталось не более 40 танков» [43].
Дальнейшие события здесь происходили очень стремительно, а сведения о них весьма разрозненны. В итоге меньше чем за неделю боев мехкорпус был почти полностью разгромлен: «К утру 27 июня… положение отрядов 14-го корпуса было следующим: передовой отряд… занимал оборону по реке Случь… Второй отряд… с остатками 22-й танковой дивизии готовил рубеж Омговичи – Калита, отряд 30-й танковой дивизии с небольшим количеством танков находился во втором эшелоне…
Остатки корпуса имели несколько 122-мм гаубиц, 76-мм пушек и 45-мм противотанковых орудий. В подвижном резерве командира корпуса были два танка и бронеавтомобиль» [44].
Сюда можно было бы добавить цитаты из мемуаров наших военачальников, руководивших на этом направлении действиями советских войск, например Л. Сандалова. Однако как там происходили бои с участием танковых соединений, и без того достаточно известно. Тем более что в большинстве источников признается, что сосредоточенная на этом направлении немецкая группировка имела большое преимущество в количестве танков нового типа, а также в общей силе танковых и других войск.
О том, как действовали в первые дни войны советские мехкорпуса на Юго-Западном фронте, уже немало говорилось выше. Но при этом остались незатронутыми действия 4-го мехкорпуса, который был одним из наиболее мощных и укомплектованных. Он был дислоцирован в районе Львова, то есть, казалось бы, вполне удачно: недалеко от границы, а значит, мог сравнительно быстро войти в действие, но в достаточной глубине, чтобы не подвергнуться неожиданному удару. При этом он прикрывал весьма крупный и важный во многих отношениях город. Но прежде чем перейти к участию корпуса в боях, надо отметить, что в нем, в отличие от корпусов Западного особого военного округа, войска к моменту удара немцев были приведены в достаточную степень боеготовности, то есть врасплох застигнуты не были. Вот что об этом написано в работе Е. Дрига:
«Приказом командующего 6-й армией генерал-лейтенанта И.Н. Музыченко 20 июня 1941 года по боевой тревоге была поднята 8-я танковая дивизия, одновременно из Львовского лагерного сбора были отозваны зенитные артиллерийские дивизионы 8-й и 81-й дивизий, которые были сразу развернуты для прикрытия своих дивизий. <…>
81-я моторизованная дивизия… была поднята по тревоге в 3.15 22 июня…
32-я танковая дивизия… была поднята по тревоге… в 2 часа ночи 22 июня…» [45].
Таким образом, к моменту немецкого нападения корпус почти без опозданий и потерь был развернут для выполнения задач по плану прикрытия государственной границы. В 15 часов 22 июня во исполнение распоряжения штаба фронта командующий 6-й армией приказал командиру 4-го корпуса силами ряда своих частей остановить врага в районе Радзехова, Холоюва и других населенных пунктов, а большинству частей корпуса «быть готовыми к нанесению удара». Подготовиться к удару корпусу было нетрудно, благо противник это пока позволял, а вот отбросить его части, прорвавшиеся в указанных районах, не удалось. Возможно, в первую очередь потому, что для контратаки выделили слишком немногочисленные силы.
После этого последовали несогласованные приказы о направлениях действий частей корпуса, которые фактически привели его к бездействию. Точнее говоря, к оказавшимся, по сути, ненужным маршам его соединений и частей. Вот что написано об этом у Е. Дрига: «Таким образом, в течение суток 32-я танковая дивизия в основном совершала длительные марши, общая протяженность которых составила свыше 100 километров (группы Голяса – 130 км)» [46].
В общем, опять-таки получается, что на Юго-Западном фронте вначале была не война, а сплошные маневры. Хотели перехитрить противника, а перехитрили, выходит, самих себя. А возможно, просто растерялись, запутались. Но самое главное, в этих метаниях проявилось плохое управление соединениями Юго-Западного фронта со стороны его командования, как и руководства Генштаба тоже. Командующие и начальники штабов разных уровней плохо знали обстановку и не смогли поддерживать нормальную связь как с соединениями, так и с управлением фронта. В результате вышестоящие командиры и начальники принимали волюнтаристские решения, а нижестоящие не могли четко доложить о соотношении сил и развитии ситуации, а также внести своевременные разумные предложения. Да, собственно, еще до войны, как об этом уже выше говорилось, военно-политическое руководство СССР было фактически дезинформировано о соотношении сил сторон. На бумаге наши бронетанковые войска были многочисленными и мощными, на деле же это было далеко не так. Это привело не только к ошибкам в принятии конкретных решений о применении войск в округе, но и к их чехарде.
Но есть, однако же, еще предположение, что это была отнюдь не просто неразбериха, а вполне осознанные изменнические действия. Будто бы в руководстве Юго-Западного фронта, 6-й армии и 4-го мехкорпуса были предатели, которые своими заведомо неправильными в оперативно-тактическом отношении или же невыполнимыми приказами, а также бездействием дезорганизовали действия мехкорпусов и других наших соединений.
Вот что, к примеру, о проблемах организации действий войск фронта пишет один из современных авторов С. Покровский: «А где у нас 4-й мехкорпус будущего героя обороны Киева, будущего создателя РОА Власова? Вы не поверите. На направлении удара немцев из района севернее Перемышля на Скнилов. В лесах юго-западнее Львова. Немцы проходят мимо корпуса Власова так, как будто его не существует. А сам Власов вечером 26 июня получает от штаба фронта приказ на отступление в сторону Тернопольской области. Один из двух мощнейших в Красной армии корпусов с тысячей танков, с лучшей в Красной армии обеспеченностью… автотранспортной техникой никак не реагирует на прорыв немцев к Скнилову… О том, что ему сам бог велел разгромить наступающие немецкие механизированные части, не вспоминает и штаб Юго-Западного фронта, который, собственно, и назначил Власову место сосредоточения в лесах юго-западнее Львова. Это по собственным документам штаба фронта! Вместо боевого приказа разгромить противника корпусу, который в первые дни войны уже бесполезно намотал на гусеницы танков более 300 км (расходуя при этом моторесурс техники), отдается приказ на новый дальний марш в отрыве от базы запчастей в том самом Львове, который он должен был бы защитить. Ни у штаба фронта, ни у самого Власова не возникает мыслей, что это неправильно.
