Я уже совсем собираюсь поведать смиренно топающему рядом Азамату эту героическую историю со мной в главной роли, но тут замечаю какое-то движение в кустах справа от дорожки чуть поодаль. Присматриваюсь.
– Там кто-то сидит, – говорю шёпотом.
– Да, заяц.
– А как ты его разглядел?
– А он дорогу переходил, когда мы ещё из-за угла выворачивали.
– Ты его ещё тогда заметил?
– Ну да.
– А чего ж не сказал?
– А зачем он тебе?
– Интересно... Я никогда живого зайца не видела.
– Да? – Азамат удивлённо поднимает брови. – А говорят, на Земле много зверинцев.
– Ну, в зоопарке видела, конечно, но это же совсем другое дело!
Азамат склоняет голову набок.
– Хочешь, поймаю, рассмотришь поближе?
– То есть как «поймаю» ?
– Ну так, живым.
– А ему не будет больно?
Азамат начинает смеяться.
– Нет, не будет.
– Обещаешь?
Он кивает несколько раз, продолжая скалиться.
– Ну лови, – развожу руками. Заяц, конечно, уже куда-то ушёл из-под того куста.
– Ты пройдись дальше по дорожке не спеша, а я сейчас.
Я делаю пару шагов вперёд, потом оборачиваюсь – Азамата нет. То есть, дело не в том, что его нет на дорожке, его просто нет! Вокруг ни веточка, ни травинка не шевелится.
Заинтригованная, я честно продолжаю идти вперёд, и ещё шагов через десять передо мной из воздуха, не иначе, сгущается дорогой супруг с зайцем наперевес. Ох и огромная скотина! Азамат держит его за уши, и зверю, по-моему, это очень не нравится.
– Ой, – говорю, – ну, поставь его, не мучай!
– Если поставлю, ускачет, – резонно говорит Азамат.
– Ну, ты придерживай.
Он сажает добычу на дорожку, не отпуская ушей. Однако, он действительно очень большой. Рябой такой, глаза тёмные туповатые, морда прямоугольная. Жуть.
– А почему ты думаешь, что это он? – спрашивает Азамат.
– Нипочему, сказалось так, – хихикаю. – А ты думаешь, она?
– Я вполне уверен, что она.
– Ты ей уже и под хвост заглянул?
– Нет, так... похоже больше на самку по поведению. Это трудно так объяснить, но если много зайцев видел, начинаешь различать.
Я наконец рискую пощупать пойманного зверя. Шерсть у него довольно жёсткая, он немного дрожит.
– Класс, – говорю. – Ладно, выпускай, он же перепугался, бедный.
Азамат усмехается и отпускает руку. Заяц ещё с полминуты сидит неподвижно, потом осторожно подаётся вперёд, а потом как рванёт – только хвостик и мелькнул.
Я достаю из сумки гигиенические салфетки.
– На, – говорю, – вытри руки, мало ли что на нём живёт.
Азамат берёт у меня салфетку и, следуя моему примеру, тщательно вытирает ладони.
– Знаешь, – говорит он задумчиво, – обо мне, кажется, никогда и никто так не заботился, как ты.
– Ну, – отмахиваюсь я, – мать, наверное, заботилась.
– Может быть, – размышляет он, – но только если совсем в младенчестве. Года в три меня отец у неё забрал, и потом я её редко видел.
– А... зачем забрал?
– Ну как, всё, говорить научился – должен жить с отцом.
– О.
– У вас не так?
– У нас родители обычно вместе живут, если не поссорились.
– Ах да! Никак не могу к этому привыкнуть.
Мы оба смеёмся, потом Азамат внезапно серьёзнеет.
– А можно спросить... что случилось с твоим отцом?
– Ничего, – усмехаюсь. – Его никогда не было.
– О... И часто на Земле так бывает?
– Ну... может, не часто, но бывает.
Мы бродим по лесу ещё долго. Я подбиваю Азамата рассказывать мне про птиц, которых мы слышим, а он и видит – мне удалось разглядеть примерно каждую пятую из тех, что он показывал. Он, правда, не всех их знает, как назвать на всеобщем, но и мне не все названия что-то говорят, так что, помучившись со словарём в мобильнике, мы решаем просто называть всех на муданжском, надо же мне учить слова, если я туда собираюсь. Потом ещё много веселья вызывает моё муданжское произношение, которое Азамат всё старается поправить, а я в упор не слышу разницы. Впрочем, он довольно быстро соображает, как мне объяснить эту разницу, ну или хотя бы позволяет мне почувствовать, что прогресс налицо.
Мы довольно далеко уходим от моря, и нам уже давно никто не встречается, кроме зверья. Кстати, попадается ещё пара зайцев, а Азамат вроде как и лису видел, но мне до его зоркости далеко. Мы набредаем на тихое лесное озеро, где в ряске пасутся несколько выводков утят, и устраиваем привал на стволе дерева, низко нависающего над водой. Это какой-то дубо-буко-платан, из тех, что моя мама сажает при ведомственных учреждениях, потому что он даёт много тени – в очереди стоять легче, да и ветки у него разлапистые, можно присесть. У нашего дерева ветки такие толстенные и плоские у основания, что я рискую предложить заняться любовью, уж очень романтичное местечко. Азамат сначала даже не верит, что я серьёзно, а потом смотрит на меня таким помутившимся взором, что удивительно, как в воду не рухнул. У него даже на обожжённой щеке румянец проступает – впрочем, может, крем действовать начал.
Потом мы, такие весёлые, что почти пьяные, доходим до другого края лесопарка и обнаруживаем там небольшую приятно пахнущую таверну, где заказываем обед, поскольку проголодались уже на совесть. Там оказывается полностью земное меню, и Азамат долго и мучительно не может ничего выбрать, потому что понятия не имеет, что это всё такое, а я не знаю, насколько тут съедобна земная еда. В итоге мы оба берём котлеты по-киевски – и получаем море гастрономического удовольствия, тут это блюдо почти так же прекрасно, как в исполнении моей двоюродной бабушки. Я хвастаюсь Азамату, что умею это готовить, и понимаю, что меня ещё поймают на слове.
Мы возвращаемся на такси: уже начинает темнеть. Мы здорово так погуляли, да и за столом крепко посидели. Дома, то есть, на корабле, уже все в сборе и как раз думают, не позвонить ли нам. Тирбиш даже сварганил ужин, от которого мы вынуждены отказаться, потому что объелись на совесть. За стол, впрочем, садимся со всеми за компанию. Эцаган пользуется тем, что я заняла его место, и подсаживается к Алтонгирелу. Я потягиваю чаёк в блаженно-сонном состоянии, вполуха слушая, как Алтонгирел шёпотом допрашивает Азамата.
– И где вы были?
– Гуляли.
– То есть как гуляли?
– Пешком. По лесу.
