– И что?
– А убыток – свыше четырех миллионов, так? Что и говорить, не очень выгодное предприятие…
– Чего вам надо?
– Вас шантажируют, Костоглот. Скажите кто, и я постараюсь вам помочь.
Хозяин кабинета сжал губы и отвернулся к окну. Казалось, он боролся с желанием посвятить чина сыскной полиции в свои обстоятельства.
– Это дело до вас не касается, – наконец произнес он. – Я свои дела сам улаживаю.
– Из-за вас может пострадать невинный человек.
– Не извольте беспокоиться! Я предпринял меры. – Касьян Демьянович зло ухмыльнулся, думая о чем-то своем. – Они еще не знают, с кем связались.
На выходе из конторы Илья Алексеевич на всякий случай поболтал со швейцаром в черной двууголке с галуном и кокардой, роскошная черная с проседью борода которого достигала пояса. Ответы старика расставили кое-какие важные детали в общей картине преступления, которая наконец начала приобретать зримые очертания в голове сыщика.
Глава 25. Взбесившийся карлик
Прислуга в доме Баратовых была обряжена в расшитые меандрами
[56] шелковые бордовые халаты и зеленые сафьяновые туфли с загнутыми кверху заостренными носками. Вместо музыкальной шкатулки на низеньком бархатном креслице восседал смуглолицый индус в чалме и бусах красного камня с ситаром
[57] в руках.
– Я выпросила у доктора Бадмаева лучшего повара, который знает все тайны приготовления тибетских блюд, – с воодушевлением сообщила Анастасия Аркадьевна, давая знак лакею раскладывать по тарелкам кушанье, по виду походившее на плов. – Вы были у него в аптеке? Там от одного запаха трав уже становится легче. Вне всякого сомнения, будущее – за тибетской медициной.
Илья Алексеевич осторожно положил на язык несколько зерен риса с тарелки и ощутил волну необычного вкуса: повар использовал куркуму, кориандр, кардамон, корицу и еще бог знает какие неведомые приправы. В сочетании с плавающими звуками ситара вкус блюда окрасил гостиную в оранжевые с желтым тона и вызвал едва уловимое беспокойство, но в целом показался Ардову безопасным.
– Август Рейнгольдович рассказал мне, что недавно маньчжурскими властями был казнен очень почитаемый буддистский мудрец – я не запомнила имени, – продолжила делиться новостями графиня. – Перед казнью он держал речь, из которой следовало, что если его отрубленная голова отлетит в сторону России, то вся Монголия перейдет во владения белого царя.
Анастасия Аркадьевна подняла на Ардова заговорщицкий взгляд:
– Как вы думаете, куда отлетела голова?
– К нам?
– Илья Алексеевич, я чувствую, вы относитесь несерьезно к этому пророчеству! – понарошку обиделась Баратова. – Между прочим, буддисты считают белого царя перерожденцем одной из своих богинь – я не запомнила имени, – она покровительница буддийской веры. Август Рейнгольдович говорит, что она переродилась в белого царя для того, чтобы смягчить нравы жителей северных стран.
– Думаете, государь Николай Александрович – буддистская богиня? – желая поддержать беседу, не очень удачно выразился Ардов.
– Воплощение, Илья Алексеевич! Это не в прямом смысле имеется в виду. Нам с вами надо обязательно сходить к доктору Бадмаеву, он вам разъяснит, как это может быть.
Выдержав, как показалось Ардову, достаточное время, отводимое законами приличия для светской болтовни, он обратился к беспокоившей его теме. Как обычно, переход получился не очень-то элегантным.
– Анастасия Аркадьевна, я недавно был в публичной библиотеке, листал там подшивку «Правительственнаго вѣстника» за 1892 год.
Упоминание года смерти отца Ардова вынудило княгиню сделаться серьезной. Она не сомневалась, что после возвращения в Петербург Илья Алексеевич взялся за тайное расследование этого отвратительного преступления, которое так и осталось неразгаданным. Да и само поступление крестника на службу в сыскное отделение Спасской части Анастасия Аркадьевна связывала именно с этим желанием – отыскать и покарать преступника.
– Весной того года правительство начало рассмотрение вопроса о выведении из оборота банкнот старого образца с заменой на новые билеты, – продолжил сыщик. – Вопрос вынесло на обсуждение Министерство финансов.
Интерес Ардова к деятельности Министерства финансов был неслучайным: главой департамента Государственного казначейства при означенном министерстве служил титулярный советник Ардов Алексей Арсеньевич, его отец. Именно он выступил инициатором решения об обмене билетов старого образца.
– Не припомните – возможно, батюшка делился с вами какими-то идеями по этому вопросу?
Анастасия Аркадьевна повела плечами, собираясь с ответом, который явно не предвещал никакой конкретики.
– Я понимаю, этот вопрос касается служебной деятельности и вряд ли мог стать предметом светского разговора, – поторопился Ардов предупредить нежелательный ход беседы, – но я знаю, что Алексей Арсеньевич чрезвычайно дорожил вашим мнением и нередко обращался за советом в деликатных вопросах, требующих тонкого разбора.
Княгиня взяла паузу, отдав должное мастерству, с которым крестник не дал ей возможности увильнуть от темы не только нежелательной, но и попросту опасной.
– Право, прошло уже столько времени… – на всякий случай сделала попытку Анастасия Аркадьевна.
Ардов ждал.
– Детали, конечно, стерлись, но, кажется, Алексей Арсеньевич говорил, что испытывал сильное давление в связи с той затеей.
– От кого? – подался вперед Ардов.
– Точных имен не было, – покачала головой княгиня. – Да это и не принято было в наших разговорах… Но я помню, что примерно за неделю до смерти ваш батюшка жаловался, что имел неприятную беседу с неким господином, которого он назвал rasende Zwerg
[58]. Не знаю, действительно ли это был карла, или Алексей Арсеньевич выразился иносказательно.
Бросив взгляд на часы, Ардов встал.
– Что вы задумали, Илья Алексеевич? – обеспокоилась княгиня.
– К сожалению, вынужден торопиться по делам службы, – поклонился чин сыскного отделения.
– Но вы еще не попробовали морковной халвы, – растерялась хозяйка. – Или вот, гулаб джамун, – указала она на блюдо с присыпанными сахарной пудрой жареными шариками.
Подыскав для тибетской кухни эпитеты в самых превосходных значениях, Ардов облобызал подставленную княгиней ручку и оставил гостиную.
Глава 26. Страшное открытие
Благородная седина, ухоженные, слегка подвитые баки, волевое, но не лишенное при этом сентиментальных морщинок лицо, крупный, похожий на утиный нос, высокий лоб, переходящий в лысину… Ардов смотрел на портрет, приклеенный на картонку с вензелем одесского фотографического ателье Вольфа Чеховского на Дерибасовской, 13, и пытался собраться с мыслями. Неужели дерзкое предположение о том, что нынешний Костоглот является фальшивым, находит свое подтверждение? Идея была столь фантастической, что Ардов оказался не готов, заглянув в редакцию «С.-Петербургскiхъ Вѣдомостей», извлечь из запечатанного сургучом конверта портрет совершенно незнакомого человека. Но именно его прислал одесский корреспондент на адрес редакции в ответ на просьбу Клотова разыскать и выслать срочной бандеролью изображение коммерции советника Касьяна Костоглота. Ардов испытывал странное ощущение: физиономия была ему явно неизвестна, но вместе с тем от фотографии исходило нечто знакомое. Сыщик никак не мог ухватить это чувство за хвост и разобраться в его природе.
