– Честно говоря, я предполагал для Варвары Найденовой другую опасность, – хотел было возразить Илья Алексеевич, но, взглянув на портрет неизвестного в руках, не стал продолжать – все его недавние гипотезы рассыпались в прах перед этой непреодолимой уликой.
Август Рейнгольдович устало опустился в кресло.
– Подумать только… три убийства! – проговорил он и опустил лицо в ладони, поставив локти на стол.
Ардов пребывал в некотором смятении. Выстроенная Райзнером картина преступления выглядела, казалось бы, вполне логично. Но чина сыскного отделения охватило какое-то необъяснимое волнение. Мысли пустились в неудержимый круговорот, выскакивая оттуда отдельными черными крупинками наподобие блох. Единственное, что Ардов осознавал со всей определенностью, что в этой картине совершенно не нашлось места Соломухину. Он выпал из версии обер-полицмейстера с какой-то филигранной элегантностью, и Илья Алексеевич уже и сам готов был отказаться от подозрений на его счет, хотя еще час назад был уверен, что именно этот человек совершил все три убийства.
– Думаю, Костоглот готовится выйти из игры и сбежать с капиталами, – донесся до Ардова голос обер-полицмейстера.
В этот момент дверь тихонько отворилась и в проеме показалась голова одного из помощников обер-полицмейстера. Дождавшись кивка, господин в черном сюртуке просочился в помещение, проскользнул к столу и что-то нашептал на ухо хозяину. Получив одобрительный кивок, он так же тихо оставил кабинет.
– Ну вот, – помолчав, сказал Август Рейнгольдович. – Он уже опустошил банковские счета общества и купил билеты на Норд-экспресс
[59].
– Прикажете арестовать?
Райзнер подошел к Ардову. На его щеках проступила сеточка румянца.
– Всенепременно, Илья Алексеевич, – проговорил он особым проникновенным голосом. – Только не сейчас. Завтра! Дело имеет серьезный характер, и мне необходимо уведомить кое-кого…
Август Рейнгольдович продолжал говорить что-то еще, но у Ардова в голове как будто произошел взрыв. Он смотрел на губы высокого сановника, раскрывавшиеся без звука, и мысли текли сами собой:
«Боже мой… Неужели это и есть тот самый пупенмейстер
[60], затеявший всё это черное дело? Действительно, он ведь не мог не знать истинного прошлого человека, прибывшего в столицу под видом уважаемого коммерции советника! Кому, как не ему, хватило бы доводов, чтобы убедить и Остроцкого, и Костоглота пойти на обман, на самое дерзкое государственное преступление, подделав показатели финансовой деятельности общества. Очевидно, в какой-то момент лже-Костоглот решил отказаться от махинации и выйти из игры, но этот шаг мог поставить под угрозу весь план обогащения, за которым, надо полагать, стоят и другие высокопоставленные мужи. Неудивительно, что Райзнеру пришлось прибегнуть к психологическому давлению на подельника, чтобы довести обман до конца! Однако Хряк проявил удивительное упорство, и череда смертей, не планировавшихся поначалу, стала единственным способом для господина обер-полицмейстера довершить злодейство в свою пользу. Вот где и появляется фигура Соломухина… Не удивлюсь, если сегодня ночью в Норд-экспрессе обнаружится труп главы правления общества «Златоустовских железных дорог» с признаками апоплексического удара. А возможно, и не его одного труп…»
– …чтобы взрыв, который, вне всякого сомнения, произведет этот арест, не имел обратного направления в нашу с вами сторону, – довершил свою мысль Август Рейнгольдович, глядя на чина сыскной полиции с совершеннейшим доверием и открытостью. – Вы меня понимаете?
– Конечно, ваше превосходительство, – только и смог сказать Илья Алексеевич.
Глава 27. Чеча в клетке
Ардов плавал в сизых сигаретных волнах меж бильярдных столов, чувствуя себя засыпающей в удушье снулой рыбой. Оглушенный открытием, сделанным час назад в кабинете обер-полицмейстера, он до сих пор не мог прийти в себя и избавиться от какого-то кислого рассола, которым, как ему казалось, наполнилась его голова наподобие аквариума. Ноги сами собой привели в «Пять шаровъ».
«Необходимо попытаться восстановить картину происшествия», – дал себе приказание Илья Алексеевич.
Он подошел к столу, где в тот вечер играли последнюю партию Костоглот и Остроцкий. Сейчас здесь завершала схватку в обычную «пирамиду» пара разгоряченных джентльменов, один из которых, низкий и коренастый, был настроен благодушно и игриво, а другой, высокий, с серым лицом, испытывал явное раздражение. Объяснением настроению мужчин служил ход поединка, в котором коренастый одерживал верх, явно чувствовал себя в ударе, поминутно острил и выделывал ногами всякие кренделя. Зрители возбужденно галдели, ожидая новую веселую выходку.
– Василий Парамонович, куда же вы целитесь, там ведь нет лузы! – изобразил преувеличенное беспокойство мужчина. – Впрочем, чувствую, сейчас будет!
Шутник обернулся к зрителям и получил в награду очередной взрыв хохота. Высокий и вправду двинул кием с какой-то особой злостью, шар с грохотом посчитал все четыре борта и успокоился почти на том же месте, откуда и начал движение.
– Как-то под утро довелось мне возвращаться с любовного свидания, – начал коренастый очередной анекдот к удовольствию публики, одновременно натирая кий мелом. – Перед дверью потер рукой белую стену, помазал лоб, брюки… – Он указал на собственные брюки в меловых пятнах. – «Прости, – говорю дорогой супруге, – встретил свою первую любовь – и не удержался». – «Брось врать, – говорит мне моя благоверная, – опять всю ночь в бильярд играл!»
Шутка опять вызвала восторг. Коренастый сделал эффектный удар, отправив шар в лузу, и развел руки, как бы желая принять аплодисменты, которыми наградили его зрители.
– Извините! – визгливо протянул поверженный противник. – После соударения битка и прицельного шара как минимум один из них должен коснуться двух разных бортов!
Коренастый с недоумением посмотрел на стол.
– В случае нарушения правил неправильно забитый шар должен быть выставлен, а удар переходит сопернику, – продолжил долговязый.
Ардов огляделся. Допустим, примерно так закончилась партия с участием Костоглота. Что было дальше? К нему подошла Найденова и тихо напомнила о Кулькове, с которым Касьян Демьянович пообещал встретиться. Впрочем, если допустить, что Костоглот все же является Хряком, то никакого особого политеса для встречи не требовалось – бывший подельник мог запросто заявиться в «Пять шаровъ», благо обстановка здесь чужда высокомерия и членские билеты при входе не спрашивают.
Илья Алексеевич представил, как три дня назад, уже за полночь, в почти опустевшем клубе появился крепко сбитый мужчина в твидовом костюме с узором «гусиная лапка». Оглядев зал, он вразвалочку направился к дальнему столу, где одиноко катал шары глава правления железнодорожного общества.
