– Талан на майдан
[61], Касьян Демьяныч! – поприветствовал Куль старого приятеля.
Костоглот, узнав хриплый голос, даже не обернулся.
– И тебе не хворать.
Проследив за отлично исполненным карамболем, Куль продолжил попытку завязать разговор:
– А ловко ты намастырился шары класть! Если бы не моя кри…
– Зачем пришел? – грубо оборвал Костоглот.
– Ого, – недобро ухмыльнулся каторжник. – Нелюбезно старого фартицера
[62] встречаешь.
Костоглот, оставив замечание без внимания, обошел стол, выбирая позицию для нового удара.
– Уж не арапа ли ты решил запустить
[63], а? Касьян Демьяныч? Я к тебе за тарбынкой
[64].
– За дуваном
[65] завтра придешь, спросишь у маркера. А ко мне больше не лезь.
– Это что же? – слегка возвысив голос, произнес Куль с капризной интонацией. – Думаешь, пару косух
[66] отгрузишь и в расчете? Сам-то, я смотрю, на куклима сходил
[67], весовым грачом сделался
[68].
Костоглот беспокойно огляделся, желая понять, не привлекла ли чье-нибудь внимание своеобразная манера речи его собеседника. Кажется, никто из посетителей не обратил внимания. Костоглот подошел вплотную к Кулю и посмотрел в упор.
– Мой глаз яманный
[69] тебя не касается, – тихо, но с явной угрозой произнес он. – Возьмешь завтра ренцель, а сейчас хряй
[70] по добру.
В глазах Касьяна Демьяновича бурлил такой крутой кулеш, что Куль невольно скукожился, отвел глаза в сторону и запустил под усы гадливую улыбочку.
– Не могу, Касьян Демьяныч, – прогунявил он и положил на стол картонную папочку, которую держал в руках. – Бумажки тут. Подпиши – и в расчете.
Подумав, Костоглот извлек из папки несколько листов, быстро просмотрел и тут же, на глазах Куля, разорвал на мелкие кусочки, сделав на столе кучку. Куль, не стирая с лица улыбочки, молча смотрел на горку рваной бумаги. Для большей наглядности Костоглот зачерпнул пригоршню клочков и высыпал бывшему подельнику на голову. Куль застыл как каменное изваяние, не успевая решить, как вести себя дальше.
Взяв со стола бильярдный шар, Костоглот направился к выходу.
– Господин кого-то ищет? – раздался учтивый и одновременно развязный голос. Ардов вынырнул из видения, которое сам себе напридумал, в реальное пространство и обнаружил перед собой щуплого господинчика в жилетке с бабочкой, похожего на грача. – Позвольте представиться – Альберт Викентьевич Дурылин, распорядитель заведения.
– Où est votre marqueur?
[71] – почему-то перешел на французский Илья Алексеевич. Он повертел головой, желая обнаружить в зале благообразного седовласого старичка.
– Селиван! – крикнул куда-то в человеческую гущу «грач» и указал на Ардова. – Устрой господину стол.
– Non! – возразил Илья Алексеевич. – Я хотеть участвовать турнир карамболь, – неожиданно для самого себя заявил он, изображая французский акцент.
– Для нас большая честь, – расплылся в особой улыбке Дурылин. – Позвольте проводить.
Распорядитель подвел Ардова к стойке с квадратной столешницей, обтянутой зеленым сукном, на которой покоилась толстая раскрытая тетрадь. Уплатив взнос, Илья Алексеевич самолично заполнил на разграфленной странице строчку под номером 36.
– Все хитришь, а жопа голая, – вдруг кто-то сказал сиплым голосом прямо на ухо Илье Алексеевичу.
Сыщик обернулся. На него желтым глазом смотрел большой пепельно-серый попугай с пурпурным хвостом. Он сидел в клетке.
– С позволения сказать, с позволения сказать, – продолжила птица.
– Это господин Чеча, наш главный распорядитель, – представил пернатого обитателя клуба Дурылин.
– Чеча хор-р-роший, Чеча хор-р-роший, – подтвердил попугай.
– Прошу не судить строго-с, Чеча обитает в самом эпицентре человеческих страстей, поэтому взял себе за правило иногда напоминать посетителям о наиболее постыдных проявлениях падшей человеческой натуры. Да-с…
– Жопа голая, жопа голая, – повторил жако, покачиваясь на жердочке.
– Чеча, это неприлично, – укорил птицу распорядитель и обернулся к Ардову: – Милости просим в воскресенье к пяти. Позволю заметить, записаны лучшие игроки. Есть и из других городов, – добавил он особым многозначительным тоном.
Глава 28. Таинственный информатор
Под вечер Ардов явился в «Вену» на Малой Морской, где условился встретиться с Чептокральским. Этот ресторан относился к первому разряду и был ниже рангом таких фешенебельных, как, скажем, «Эрнест» или «Кюба». Благодаря свободной обстановке заведение пользовалось популярностью среди писателей, художников и артистов. Здесь вечно велись художественные споры, обсуждались вернисажи, литературные новинки, иногда декламировали и пели.
Чептокральский принялся умолять Ардова сообщить хоть что-то о смерти чиновника железнодорожного министерства Остроцкого.
– Пока сказать нечего, – не стал откровенничать Илья Алексеевич. – По внешним признакам смерть выглядит следствием добровольного ухода из жизни.
– Вот как? А как же табакерочка?
Ардов вытаращил глаза. Как мог газетный репортер знать подробности, которые он даже не стал заносить в протокол осмотра, опасаясь, чтобы подозрения в отношении Костоглота не стали предметом пересудов раньше времени?
– Не удивляйтесь, Илья Алексеевич, – не сумел сдержать удовольствия от произведенного впечатления Чептокральский. – У вас свои источники, у меня свои.
Покочевряжившись, он признался, что еще утром получил разоблачительные материалы, из которых следовало, что глава общества «Златоустовская железная дорога» Касьян Костоглот в действительности является вором и убийцей по кличке Хряк.
– Так что насчет табакерочки? Неужели правда?