Мервус с удивлением взглянул на фотографию. Казалось, он даже на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки.
– Изображение получено по методу физика Роберта Вуда, – пояснил криминалист.
– Эту записку вы отправили с посыльным Пипочке, который и устроил взрыв у меня на квартире, – сказал Ардов. – Несмотря на то что оригинал был уничтожен, как видите, нам удалось восстановить надпись по оттиску, оставленному в тетради.
– А это исполненный вашей рукой список участников турнира – оттуда же, – предъявил Жарков страницу. – Доказать, что обе записи были сделаны одной и той же рукой, не составит труда. Присяжным будет что обсудить.
– Что ж… Неплохо… Вашего Вуда я не предусмотрел… – задумчиво произнес Мервус и обернулся к Ардову: – Поначалу вы очень веселили меня, господин сыщик, заглатывая одну наживку за другой. Играть с вами было сущим удовольствием. Но вынужден признать – недооценил.
Задержанный картинно тряхнул головой, изображая поклон.
– С вашими способностями взяться бы вам за поистине великие дела, Илья Алексеевич. А вы засели в клопиной дыре – разгребать дерьмо с этими золотарями.
Мервус кивнул на конвойных.
– А сейчас прошу меня извинить, господа, мой арест не входит в мои планы.
Бывший маркер сорвался с места и что есть силы устремился в направлении стены, в нишах которой красовались морские пейзажи. Этот неожиданный финт вызвал замешательство многочисленных чинов полиции: преступник не пытался сбежать, но, как видно, решил покончить с собой на глазах собравшихся – он мчался прямиком на стену и даже выставил вперед голову. Казалось, еще мгновение – и он расшибется о стену. Но вместо того чтобы расколоться от страшного удара, голова его с разбегу прорвала живописный холст, которым была затянута ниша в стене возле клетки с попугаем. Еще через мгновение он весь скрылся за дверью, показавшейся в дыре за разорванной картиной. Подоспевший к двери Свинцов принялся колотить ногами, толкать плечом. Бесполезно.
– Оставьте, Иван Данилович, – устало проговорил подошедший Ардов, стаскивая с себя парик. – Он ушел.
– Чего встали, долдоны?! – закричал околоточный надзиратель, не желая мириться с проигрышем. – Ну-ка живо на улицу!
Свинцов помчался к выходу, увлекая за собой опешивших городовых.
– А как вы догадались, что маркер – Мервус? – спросил Жарков.
Илья Алексеевич молча извлек из стойки маркера трость с рукояткой в виде змеиной головы, за зубами которой просматривалась пятнистая горошина зеленоватого оттенка. Он увидел ее впервые, когда записывался на участие в турнире. Тогда эта трость окончательно расставила в голове Ильи Алексеевича все части картины по своим местам.
Эту змеиную голову описывал профессор Бессонов, ставший жертвой Мервуса; ее же зарисовал и следователь Горбоносов, который вел дело о смерти отца до того, как не был найден на улице мертвым как будто от удара каретой.
К Ардову подошел похожий на грача распорядитель и протянул поднос, на котором лежал пухлый конверт.
– Что это? – удивился сыщик.
– Тысяча рублей, – огласил Дурылин.
Ардов и Жарков переглянулись.
– Призовой фонд, – поспешил устранить непонимание «грач». – У нас все по-честному.
– Бери, Илья Алексеевич, – подтолкнул друга Жарков. – Честная победа.
– Какая же это победа, – грустно сказал Ардов и поплелся к выходу.
Глава 41. Маленькое признание
На выходе из клуба Илью Алексеевича заключил в объятия сам Троекрутов, прибывший осуществлять арест Костоглота. О том, что Ардов воскрес, ему буквально за минуту до этого доложил выскочивший вслед за городовыми Свинцов.
– Ну и заставили вы нас поволноваться, Илья Алексеевич… – прослезился Евсей Макарович, трижды лобызая сыщика. – Разве так можно? Без предупреждения, без подготовки…
– Надо же, и руки на месте! – ложно удивился фон Штайндлер.
– Виноват, ваше высокоблагородие. Я хотел, чтобы преступник не отказался от своего замысла и попытался довести преступление до конца – чтобы в наших руках оказались неопровержимые улики.
Пристав шумно высморкался в платок и спрятал его в фалду.
– Прекрасный, прекрасный замысел, – согласился он, не очень понимая, о каком преступлении идет речь и кто, собственно, тут преступник. – Неужто господин коммерции советник прибил нашего каторжанина? – понизив голос, аккуратно предположил он и кивнул на выходящего из клуба в сопровождении Варвары Андреевны Костоглота.
– Прикажете арестовать? – сделал стойку фон Штайндлер.
– А как же! – не очень уверенно ответил Евсей Макарович. – Мы за этим, собственно, здесь и…
– Я бы не торопился, – предостерег Ардов.
Пристав обратил к нему растерянный взгляд.
– Но как же… Господин обер-полицмейстер самолично…
– Он поторопился, – невозмутимо заявил Илья Алексеевич.
– Не слишком ли много вы себе позволяете, господин сыщик? – вступил в разговор фон Штайндлер, почувствовав, что невесть откуда взявшийся героический ореол воскресшего чиновника сыскного отделения грозит подавить последнюю волю пристава.
В это время во двор с грохотом въехал экипаж с крепышами в черных котелках на подножках. Из кареты выскочил обер-полицмейстер и стремительно подошел к Ардову, не обращая внимания на чинов полиции. Он еле сдерживался, чтобы не проявить слабость и не броситься с объятиями.
– Как прошла операция? – возможно непринужденнее спросил он, не сумев в полной мере справиться с голосом, дрогнувшим на последнем слове.
– Убийца Соломухин задержан, ваше превосходительство! – коротко доложил Ардов.
Пожалуй, это единственное, чем можно было похвалиться в сложившейся ситуации.
– Что на его совести?
– Каторжанин Кульков, коллежский асессор Остроцкий, артист Лянин… А также титулярный советник Ардов, его супруга и лакей-камердинер, убитые четыре с половиной года назад.
Троекрутов вытаращил глаза: к тому, что Ардов одним махом раскрыл столько кровавых злодеяний, он опять оказался не готов.
Райзнер внимательно посмотрел в глаза сыщику. Конечно, он был осведомлен о личных обстоятельствах молодого человека и даже предполагал, что именно желание отыскать убийцу отца вынудило его поступить на службу в полицейское отделение, но никак не ожидал, что «дело о свиной голове» окажется связано с тем преступлением и обретет для Ардова личные мотивы.
– А кто покушался на вашу жизнь?
Илья Алексеевич вспомнил, как позавчера добрался к себе домой в совершенном изнеможении. Свет уличного фонаря отбрасывал на стену квартиры тень от оконных рам. Сыщик обратил внимание, что окна были плотно закрыты, в то время как он, уходя, оставил обе форточки распахнутыми. Подойдя к стене, он прислушался. От обоих газовых рожков исходил едва уловимый свист: кто-то разрезал трубки, выходившие из стены. Ардов поднес перышко к отверстию – оно затрепыхалось, указывая направление газовой струи, подававшейся в помещение.
