Илья Алексеевич подошел к занавешенному окну и поставил на подоконник коробку из-под торта, полученную в кладбищенском склепе. Освободив ее от лент, он нашел внутри человеческую кисть, отхваченную, как он надеялся, у какого-нибудь бездомного мазурика, окончившего свои дни в городской больнице. По крайней мере, так заверил его горюн из чайной в Малковом переулке.
Ардов достал свой карманный аристончик и вложил в мертвую руку.
Потом поставил на стол склянки, выданные Жарковым. Вытряхнув на блюдце темно-фиолетовые кристаллы, он набрал в пипетку несколько капель из другого сосуда, выдавил их на марганцовку и стремглав бросился из комнаты.
Илья Алексеевич успел взлететь на чердак по лестнице, приставленной к обшарпанной стене сразу за дверью, прежде чем на блюдце вспыхнули искры. В то же мгновение страшный взрыв заставил содрогнуться весь дом…
– Серафим Пипочка, – ответил Ардов обер-полицмейстеру. – Также задержан.
– Ну что ж, весьма… весьма неплохо… – проговорил начальник полиции, размышляя, стоит ли сейчас обсуждать более деликатные темы.
– Виноват, ваше превосходительство, – решился встрять Евсей Макарович. – Разрешите арестовать господина Костоглота?
Пристав указал глазами на Касьяна Демьяновича, стоявшего тут же неподалеку и сжимавшего в ладонях руки Варвары Андреевны.
– Не надо, – сказал Райзнер. – Я поторопился.
Слова обер-полицмейстера едва не физически подкосили фон Штайндлера: правая его нога невольно дрогнула в колене и он довольно комично пошатнулся. Евсей Макарович поддержал старшего помощника, хотя и сам был впечатлен прозорливостью подчиненного.
Райзнер подошел к Костоглоту, обменялся с ним несколькими фразами и тронул котелок, когда коммерсант представил ему Варвару Андреевну. Сделав книксен, она деликатно отошла, дав возможность мужчинам поговорить без посторонних.
– Кажется, вы спасли мне жизнь, Ардов? – обратилась она к Илье Алексеевичу.
Сыщик обернулся. Он ощутил волну запахов, привычно распавшуюся на страницы из «The Family Herbal» с цветными гравюрами жасмина, флердоранжа, ириса, сандала и пачули. Голос, по обыкновению, мерцал фиолетовыми огоньками, дрожавшими вокруг головы, особенно в волосах.
– Благодаря вашим урокам, Варвара Андреевна, – улыбнулся он в ответ.
– Я тут ни при чем. Похоже, у вас талант… С такими карамболями вы разделаете любого.
– Как видите, еще есть противники, которые мне не по зубам, – помрачнел Илья Алексеевич и, приподняв трость, которую прихватил с собой, посмотрел на ее рукоятку.
– Не корите себя, Илья Алексеевич! Слышали бы вы, как боится вас Соломухин! Пока я сидела связанной у него в коморке, он места себе не находил, все повторял, что с вами шутки плохи. Успокоился лишь под утро, когда какой-то оборванец принес ему весть о вашей смерти. Они что же, и вправду пытались вас убить?
– Да… К сожалению, риск оказался напрасным… Простите меня, Варвара Андреевна. Ваши страдания случились также по моей вине.
– О чем вы, Ардов?
– Если бы я арестовал Соломухина сразу после убийства Лянина, возможно, цепь преступлений в этом спектакле удалось бы прервать.
– Бросьте, на место Соломухина нашелся бы другой исполнитель.
Ардову было приятно, что Варвара Андреевна не позволяет ему самоуничижения сверх меры – сейчас он чувствовал себя совершенно разбитым и никакие свои достоинства не готов был признать действительными.
– Но я не скрою: мне немножко обидно, что мое спасение не было для вас главным, – произнесла Найденова, и ее губы тронула едва уловимая улыбка.
Кажется, она решила опять вступить в игру, смыслом которой было вызвать чувство неловкости, которое почему-то ей нравилось наблюдать в Ардове.
– Я думал о вас… – признался Илья Алексеевич.
Глава 42. Настоящий Хряк
Вечером Илья Алексеевич ужинал у Баратовых. Шура весь день провел в яхт-клубе, где проходил «Венецианский праздник» – соревнование на лучшее украшение гондол. Баратов настаивал, что его лодка, оформленная в виде гигантского миссисипского аллигатора, оставила позади всех конкурентов, но награда досталась Крекину, замаскировавшему свою посудину под какого-то красного червяка, которого он высокопарно именовал «шанхайским драконом». Виной всему – непроизвольный взрыв на лодке у Шуры четырех пиротехнических ракет, приготовленных для того, чтобы на вечернем параде окончательно поразить жюри и зрителей огненными картинами. Из-за этого преждевременного фейерверка из соседней лодки в воду выпала барышня. Несмотря на то что молодой князь тут же нырнул в пучину и спас чувствительную особу, его все равно дисквалифицировали.
– А с чего эти ракеты взорвались-то? – поинтересовалась княгиня.
– Политов положил на них свою трубку.
– Что же он, не понимал всей опасности?
– У него меланхолия, он сам себя не помнит.
Баратов продолжал щебетать, не давая возможности Анастасии Аркадьевне расспросить гостя об обстоятельствах прошедшего дня. Два дня назад Илья Алексеевич заранее попросил ее не принимать близко к сердцу возможные известия о его трагической кончине, из чего княгиней был сделан вывод, что крестник вплотную подступился к разгадке важного дела.
– А мой «карнавал» сегодня был поудачней, – сообщил Ардов после того, как Шура закруглился. – Вообразите, полиции удалось изловить бывшего вокзального вора. Отгадайте, где он служил?
– Уж не в правительстве ли? – пошутил Баратов. – Там, говорят, вор на воре.
– Шура! – укоризненно протянула княгиня.
– Он служил артистом в «Аквариуме»!
– Это что-то невероятное, – поразилась новости Анастасия Аркадьевна.
– И не просто артистом – пел в оперетте! Исполнял партию Менелая в «Елене».
– Да ведь я видела его! – воскликнула Баратова. – Это же Соломухин! Неужели вор?
– И вдобавок убийца, – кивнул сыщик и помрачнел. – Его прозвище – Хряк. Свое первое серьезное преступление он совершил двенадцать лет назад, убив двоих почтовых служащих во время ограбления почтового вагона. Его подельник тогда попал на каторгу, а сам он сумел ускользнуть. И поступить в услужение к отъявленному негодяю, которого зовут Карл.
– Тот самый rasende Zwerg? – догадалась княгиня.
Ардов кивнул. Перед его взором опять невольно встала картина места преступления пятилетней давности, когда он обнаружил трупы в своем доме. Илья Алексеевич отмахнул мигом налетевшее комарье, за которым проступила ухмылочка Мервуса – он смотрел перед собой прозрачными водянистыми глазами и как будто намеревался что-то сказать.
– Это не месть! – опередил его Ардов. – Это заслуженное вами возмездие.
– Придется отложить, – показал зубы Мервус. – Ведь вы меня, кажется, упустили?
