А ведь непростая компания, подумал я, вспомнив все сегодняшние встречи. И если произошли они не случайно, то я пропал. В безопасности я был только до тех пор, пока не произошла утечка. И сейчас я – обыкновенный носитель информации. Что-то вроде обучаемого компьютерного диска или говорящей флэшки. А что делают с говорящей флэшкой, после того, как перекачают с нее содержимое? Утилизируют, что же еще.
Эту ночь я провел, закрыв балкон и задернув шторы. Закрывая балконную дверь, я прекрасно понимал, что веду себя как идиот, но все равно ничего не мог с собой поделать. Если бы между полом и кроватью был сколько-нибудь существенный зазор, то я бы, наверное, забился под кровать, но зазора не было и я, как в детстве, натянув до подбородка одеяло, и принялся лихорадочно придумывать аргументы в пользу того, что мне все померещилось.
Ничего стоящего в голову не приходило, а когда я поймал себя на том, что в десятый раз мысленно повторяю, что как было бы хорошо отмотать назад пару лет и прожить их заново, то встал и налил себя полстакана виски.
Эта ночь тянулась бесконечно и когда, наконец, наступило утро и можно было идти на завтрак, я был измочален окончательно.
Я принял душ, потом долго брился, стараясь потянуть время и все равно пришел в ресторан одним из первых. Сыр, оливки, помидоры, два сваренных вкрутую яйца и около пачки сигарет под пять-шесть чашек крепкого чая – мой обычный завтрак. Я просидел за столом часов до 10, сидел бы и дольше, но официанты принялись снимать скатерти и сдвигать столы.
Идти на пляж не хотелось, и я поплелся в открытый бар на берегу. Там обслуживали за деньги, но сейчас мысль об экономии казалась мне в высшей степени нелепой.
Я точно не помню, как долго я просидел за столиком под соломенным навесом. Лошадиные дозы кофе и греческой водки узу (виски здесь продавали только местный, вызывающий сильнейшую изжогу) сделали свое дело. Я тупо и отрешенно смотрел на происходящее вокруг меня, словно сидел в кинотеатре и пялился на экран, на котором происходила забавная, но не имеющая ко мне никакого отношения жизнь.
Шум пляжа доносился как сквозь вату, которой была набита голова. Я еще подумал: из чего складывается тот ни на что не похожий пляжный шум? Фон, состоящий из звука разбивающихся о берег волн – это раз, хотя здесь он был минимален. Волны в этой защищенной с трех сторон бухте не накатывали на песок с тем ни на что не похожим звуком, средним между тихим рычанием и шипением – они бессильно плескались, как на какой-нибудь речке.
Люди и вели себя как на речке. Какой-то толстый мужик занес стул в воду и уселся на него с бутылкой пива в руке. Он пил и одновременно звонил кому-то в Россию по мобильному телефону, а жена в этот момент снимала его на камеру. Наверное, чтобы потом показывать родственникам или соседям по какому-нибудь Бескудникову. Но попробовал бы он посидеть вот так на стуле в настоящем морском прибое! В лучшем случае его бы перевернуло, протащив под водой с десяток метров, а в худшем могло и переломать. Море не терпит панибратства.
О чем это я… Да, пляжный шум. Его основной компонент – это звук, возникающий от наложения друг на друга множества человеческих голосов. Только фишка в том, что голоса людей на пляже совсем не такие, как на городской улице, в парке или на пикнике в лесу. Море делает человека расслабленным, а потому и речь становится как – будто немного сонной. Даже если люди смеются, то и это они делают, как спросонья. Если записать разговоры в паре сотен спален, в которых только что проснулись, и наложить их один на другой – то получится в точности пляжный шум. Даже если не будет никакого моря.
Осовев от кофе и узу, я предавался подробным мыслям довольно долго. Мои проблемы словно отступили на задний план – а может, я сам их туда загнал. Как бы то ни было, думать о пустяках было так приятно, и я как мог оттягивал неизбежное возвращение к себе.
От мыслей о пляже и море я по ассоциациативной цепочке перебрался к морским обитателям, а от них – к обеду. Время давно перевалило за полдень, и я подумал, что не мешало бы оторвать себя от стула и сходить куда-нибудь поесть. Но куда?
Я часто ходил обедать в город, подальше от туристической зоны. Там, в напоминающих одну большую и хитро устроенную помойку портовых кварталах можно было дешево и вкусно пообедать только что выловленной рыбой или креветками размером с ладонь.
Готовить и обслуживать в местных заведениях, больше напоминающих притоны, совершенно не умели – рыбу могли пожарить чуть ли не с кишками, а потом подать на подозрительного вида сером, непонятно откуда взятом куске картона. Столы были шаткие грязные, которые в честь иностранного гостя обрызгивали какой-то зловонной (но по-видимому считающейся ароматической) жидкостью, а потом вытирали ужасного вида тряпкой.
Самое странное, что я, будучи ужасно брезглив от природы, не испытывал здесь никакого отвращения. В Москве я бы и близко не подошел к уличному заведению, а здесь – с большим удовольствием. Даже шныряющие чуть ли не под ногами крысы не вызывали абсолютно никакого чувства протеста – наоборот, глядя на них и сидящих буквально в нескольких метрах равнодушных котов, вспоминался тезис о мирном сосуществовании разных общественно-политических систем, о котором нам твердили в советские времена.
Что там говорил пророк Исайя? Если не ошибаюсь, про льва и ягненка, которые будут лежать вместе?
Наверное, все дело в близости моря, чистом воздухе, отменной свежести продуктов и неподдельном радушии моих новых знакомых, одновременно являющихся, судя по всему, хозяевами рыбных лавок (они же кафе), официантами, поварами, поставщиками рыбы, контрабандистами и скупщиками краденого.
Как бы то ни было, но рыба и креветки, просто обжаренные в оливковом масле, были настолько свежими и вкусными, а жуликоватые хозяева так искренне радовались каждому клиенту, что ежедневные обеды среди куч гниющего мусора и в окружении кошек и крыс были одной из главных радостей моего пребывания в этом городе.
Все это, конечно, хорошо. Но покидать территорию отеля мне сегодня не хотелось. Если мне не померещилось, и за мной действительно следят какие-то люди, то сотворить со мной какую-нибудь гадость легче всего именно в городе, тем более, в таком. Человек здесь может раствориться совершенно бесследно и без малейшего шанса быть когда-нибудь найденным. Договориться с местными бандитами даже при наличии языкового барьера, я думаю, намного проще и дешевле, чем с бандитами российскими, а полиция тут если и не превосходит нашу по продажности, то уж не уступает – это точно.
Рассчитывать на защиту службы безопасности отеля тоже, конечно, глупо, но видимость порядка тут все же поддерживается. Значит, придется давиться обедом здесь. Подозреваю, что готовить здешние повара все-таки умеют, другое дело, что вкусы основной массы отдыхающих настолько обезображены глобализацией, что им можно с утра до вечера скармливать всевозможные сэндвичи, пиццу, гамбургеры и какую-то пережаренную безвкусную субстанцию, обозначенную в меню как рыба или мясо.
Еще можно заказать еду в номер, но оставаться в полном одиночестве мне тоже не хотелось. Итак, решено: иду в ресторан в отеле. Невкусно, конечно, но, с другой стороны, я уже столько выпил, что обедать буду, что называется, не приходя в сознание и потому вряд ли что почувствую. Вот только выпью еще узу на посошок и выкурю сигарету…
