Днем мы, как правило, догонялись, вечером тоже, но это было не то. Это была выпивка для поддержания состояния, волшебством тут уже не пахло. По вечерам мы иногда громко спорили, время от времени даже ссорились, но это происходило редко. Обычно расползались часам к девяти.
Честно говоря, я даже не знал, чем занимаются дома мои товарищи. Лично я старался найти какой-нибудь фильм по «Культуре» (который, правда, редко досматривал до конца) или пытался читать. Потом наступало утро – ну и так далее.
Я давно понял разницу между наркотиками и алкоголем. Наркота (по крайней мере, мне) никогда не давала чувства уверенности в завтрашнем дне, под ее воздействием я начинал испытывать беспричинные беспокойство и страх. А вот алкоголь давал. Чувство уверенности хотя бы в том, что завтра снова наступит утро, и все мы снова спустимся во двор.
Но при этом меня довольно часто посещала мысль, что долго так продолжаться не может и что остановиться все же придется. Наверное, это говорил инстинкт самосохранения. Ему бы заговорить года через два, даже не заговорить, а заорать во весь голос – так нет же…
Короче говоря, с пьянкой я завязал через год. Был в нашей компашке некто Алексей Алексеевич, бывший снабженец с шинного завода. Более безобидного, добродушного и веселого человека я не встречал, даже приступы черной алкогольной меланхолии его как-то обходили стороной. И вот как-то утром двор облетела весть: Алексеича хватил удар. Вышел утром покурить на балкон и упал. Врачи сказали, что, учитывая возраст и образ жизни, шансы встать на ноги стремятся к нулю.
Один раз с кем-то из дворовых синяков мы сходили проведать больного. Алексеич лежал на продавленном диване толстый и жалкий, как выброшенный на берег тюлень. При этом аппетитом он отличался отменным, гадил, соответственно, под себя, поэтому жена Алексеича выглядела еще хуже.
Вечером мы напились особенно сильно, а утром я не пошел во двор. У меня давно уже не было никакой жены (а если бы и была, то еще непонятно, как бы она отнеслась к перспективе ухаживать за тем же самым, во что превратился Алексеич), и лежать до смерти в собственном дерьме не хотелось.
Новую жизнь я начал с того, что вывел тараканов. Все эти новомодные средства – полное фуфло с ограниченным сроком действия, а поскольку жить в чистоте, начиная прямо с сегодняшнего дня, я собирался долго и счастливо, то применил совершенно убойную вещь.
Тем, кто не знает, дарю рецепт: «шинный» порошок. Так его называл один давний знакомый, который как-то привез чудо-снадобье с завода в Ярославле, где делают шины. Инструкция по применению: вымыть квартиру дочиста, после чего все поверхности застелить газетами, а по углам и вдоль плинтусов насыпать порошок (больше похожий на маленькие гранулы). И на двое суток уйти как можно дальше. Потому что тараканы в обработанной квартире совершенно теряют голову, вытворяют что-то невообразимое, а потом дохнут.
Сам я тараканью оргию не видел, потому что боюсь этих тварей до смерти, но знаю по опыту: после одного сеанса тараканы исчезнут у вас навсегда – даже если во всех соседних квартирах живут фанатичные любители домашних насекомых, содержащие целые колонии этой мерзости.
Я напросился пожить три дня на даче к соседу – за три бутылки водки. Потом заплатил одной из дворовых бабок, подрабатывавшей уборкой у более зажиточных соседей, которая вычистила и отдраила квартиру. Потом я подстригся и купил у метро толстый журнал с объявлениями о работе.
На пенсию меня выгнали с крупного деревообрабатывающего предприятия, на котором я руководил многотиражной газетой. Весь коллектив редакции – два старпера и работающая по совместительству симпатичная толстушка-верстальщица, которую старперы (то есть я и мой заместитель) регулярно и с удовольствием угощали коньком под шоколадку, за что нам дозволялось якобы в шутку разок-другой шлепнуть ее по заднице. Когда коньяка было много, мы частили, и тогда из-за закрытой на ключ двери редакции могло показаться, что в помещении работает неизвестно что производящий, но хорошо отлаженный агрегат, состоящий из задницы и ладоней.
А потом случилась беда. В последние годы дела у комбината пошли в гору, и хозяева выделили под газету солидный бюджет. PR-служба, которой мы формально подчинялись и которая имела о нашем существовании самое отдаленное представление, моментально сориентировалась. Руководить многотиражкой поставили родственницу PR-начальства – дуру с насморочным голосом, сыплющую словами вроде креатив-позитив, но при этом не умеющую не то чтобы писать, но, кажется, даже и читать толком. А нас вежливо попросили. Что ж тут скажешь- пенсионный возраст!
Я, как личность творческая, обиделся на весь мир и пошел в дворовые алкоголики. Но мой зам, полковник запаса и в прошлом сотрудник гарнизонной газеты в ужасной дыре, сумел где-то как-то подсуетиться и устроиться охранником. Уже через пару месяцев экс-полковник позвонил и предложил пойти к нему в напарники. Я, помню, отшутился, на том разговор и закончился.
В общем, я купил толстый журнал о работе. Месяца два я только и делал, что звонил, иногда ездил на собеседования и пару раз, отчаянно стесняясь и, словно амбразуру, закрывая телом монитор, даже отправил резюме из интернет-кафе, набитом детьми, которые таращились на меня как на оживший экспонат палеонтологического музея.
Эх, не успели мы с моим замом-полковником списать на чертовом комбинате пару ноутбуков – сидел бы сейчас, строчил бесплатно и врал, какой я работящий и талантливый. Впрочем, найти хоть сколько-нибудь приличную работу мне не светило – опять же по причине возраста. И тогда я устроился курьером в издательство.
Сначала мне ужасно не нравилось, но очень скоро я втянулся и стал даже находить удовольствие в поездках по городу, во время которых я читал или предавался мечтам об отдыхе у моря. Самое интересное, что это было реально: мне платили около 12 тысяч, плюс пенсия, а если устроиться еще и на вторую работу, то получится очень даже и ничего…
Теперь, выходя из подъезда, я уже сам ловил на себе мудрые и всепонимающие взгляды вчерашних собутыльников, слегка стеснялся, быстро здоровался и пробегал мимо. Странное дело, но меня стали радовать даже поездки в метро. Раскачиваясь в едином ритме вместе с остальной пассажиромассой, я с гордостью думал, что тоже еду работу, а не прозябаю на мышиную пенсию, и что круг моих интересов несколько шире, чем распродажа по себестоимости капусты в магазине при совете ветеранов. В мои же ближайшие планы, помимо, как я уже говорил, отдыха у моря входила также и покупка компьютера. Что касается перспективного планирования, то им я не занимался и раньше, поскольку считал это занятие саморазрушающим. Человек, как известно, лишь предполагает.
Устроиться на вторую работу я не успел: грянул кризис и у меня не стало даже первой. Сократили. В моем загашнике было около 600 долларов – в принципе, достаточно, чтобы купить несколько дней у моря. И я решился. Кризис, судя по всему, надолго, а когда он закончится, то я буду уже в таком возрасте, что меня не возьмут даже наблюдать за тем, как сохнет краска на заборе. Да и срок паспорта заканчивается, а пока я буду колупаться с новым, то все мои доллары разойдутся непонятно на что, как это обычно и бывает.
