– Бункеры строили для нас. Чтобы нас устрашить, дисциплинировать. Сегодня это звучит абсурдно, но люди в возрасте моих родителей – а им сегодня под семьдесят – действительно верили, что на нас хочет напасть весь мир.
– Пропаганда действовала как в Северной Корее. В нас вдалбливали, что первое, о чем, проснувшись, думают американцы, русские и греки, это как бы завоевать Албанию, – добавляет Чауши. – Мы были отрезаны от информации. Мой дядя на двадцать лет отправился в тюрьму, потому что посмотрел фильм по югославскому телевидению и пересказал его другу, а тот на него донес. Большинство албанцев слушали радио “Тирана” и не высовывались.
Люди жили по двенадцать человек на пятидесяти метрах, потому что все инженеры работали на армию, а весь бетон шел на строительство бункеров, которые никто так и не использовал в военных целях.
– Чаще всего мы их используем для потери девственности, – смеется Ина Ижара. – Недавно мой друг был в отпуске в Саранде и привел в бункер девушку, с которой познакомился на дискотеке. И что? Жаловался, что замерз как собака, а под конец наступил в чье-то дерьмо.
3
Ходжа умирает в 1985 году. За месяц до его смерти в Советском Союзе к власти приходит Михаил Горбачев, и во всех коммунистических странах поднимается ветер перемен. Но не в Албании. Здесь еще в 1990 году преемник Ходжи Рамиз Алия убеждает албанцев, что жизнь поляков в результате трансформации сильно ухудшилась. Но албанцы уже все понимают. Режим шатается, и в 1992 году преемник Алии передает наконец власть Сали Берише – бывшему руководителю партийной организации в медицинской академии в Тиране, который лучше других аппаратчиков уловил перемены. Бериша стал президентом. Сегодня он премьер.
Много лет никто не трогал бункеры Ходжи.
– Пока в 1999 году сербы не начали бомбить Косово, – замечает Чауши. – Заодно досталось Албании и бункерам. И вдруг оказалось, что сооружения, которые должны были выдержать атомную войну, разваливаются, словно они сделаны из глины! Для многих это был шок.
Тогда началась вторая, гражданская жизнь бункеров. Люди потеряли к ним уважение. В деревнях крестьяне держат в них коров, коз и свиней, в городах еще недавно их использовали в качестве холодильников. Сегодня Албания разбогатела, почти у каждого дома есть холодильник, поэтому в бункеры люди начали выбрасывать мусор.
Иначе обстоит дело в столице. Блок – это район Тираны, который при коммунистах считался закрытым и особо охраняемым. Здесь жила партийная верхушка: Энвер Ходжа, его министры и товарищи. В подвале каждого дома находилось бетонное убежище.
– Сегодня Блок – это самый тусовочный район Тираны, – смеется Камелия, студентка юридического факультета. – В бывших убежищах открылось несколько отличных баров и дискотек.
Элиан Стефа, молодой албанский архитектор, сделал бункеры главной темой своего дипломного проекта. Он видит бункеры как мини-отели или даже… винные погреба:
– Больше всего я бы обрадовался, если бы кто-нибудь открыл в бункере хостел. Мы подготовили визуализацию. Всем нравится, но пока не нашелся смельчак, который сделает это первым.
Эльтон Чауши:
– Мои туристы заплатили бы любые деньги, чтобы в чем-то подобном переночевать.
4
В центре Тираны стоит другой бункер: большая пирамида, построенная после смерти Ходжи его племянницей Пранверой. Пирамида задумывалась как мавзолей правителя и место паломничества для школьников, военных и работников госучреждений. Сегодня пирамида стоит пустая и пугает многочисленными граффити. С ее крутых стен съезжают самые бесстрашные из местных скейтеров.
– Я прохожу мимо нее по пути на работу, – говорит Гергь Ндреца, которого режим Ходжи семь лет продержал за решеткой за “вражескую пропаганду”. – Я раздал аж несколько антиправительственных листовок.
Сегодня он работает в фонде, который помогает бывшим политическим заключенным, оказавшимся в сложной материальной ситуации.
– Когда я прохожу мимо этой мерзости, у меня глаза кровью наливаются. Никто так и не ответил за тот ад, который нам тут устроили.
Это правда. Албанские коммунисты, убившие несколько десятков тысяч человек и еще многие тысячи сославшие в лагеря, не понесли наказания за свои преступления. Рамиз Алия умер в 2011 году в возрасте восьмидесяти шести лет. Несколько лет он отсидел в тюрьме, но приговор касался злоупотребления властью и финансовых махинаций, а не преступлений режима. Под конец жизни бывший диктатор дал интервью радиостанции ВВС, в котором признался, что не все смертные приговоры времен коммунизма были справедливыми. Сказал, что он об этом сожалеет.
Иначе обстоит дело с Неджмие Ходжа. Недавно 93-летняя вдова диктатора появилась в популярном в Албании шоу Януша Бугайского, американского политолога с польскими корнями. За полтора часа интервью она не продемонстрировала ни намека на раскаяние. “Я ни о чем не жалею, – сказала она. – Наша страна была очень бедная, у нее было много врагов. Все действия были необходимы”.
– Как следует поступить с пирамидой? – спрашиваю я у Гергя Ндреца.
– Так же, как с бункерами! Обложить удобрениями, покрышками и поджечь. Разрушение бункеров – это начало нашего ментального выхода из коммунизма. Пока мы продолжаем жить в придуманном коммунистами пространстве, здесь будет править дух Ходжи.
Удастся ли?
– Думаю, да, если сохранятся высокие цены на сталь, – с горечью замечает Ндреца. – Тем более что ломать бункеры помимо гражданских принялись военные.
5
Если Джони, строитель из Берата, ломает бункеры кустарными методами, то албанская армия подошла к заданию ответственно.
– У них отбойные молотки. – Джони даже присвистывает от восхищения. – Они стреляют из танков, минометов. Могут по десять бункеров в день ломать. Это три тысячи евро! Интересно, что они делают с такими деньгами…
Я попытался узнать это в албанском министерстве обороны, но мои вопросы застряли где-то между департаментами. Больше удалось разведать албанским журналистам, которые обнаружили танки, уничтожающие бункеры, в албанском туристическом раю на юге страны.
– Нам приходится этим заниматься, поскольку образуются водовороты и тонут люди, – сказал офицер, не пожелавший назвать свое имя. – Сегодня для нашей страны туристы очень важны.
Армии помогают частные строительные фирмы. Хозяин одной из них, Бесник Ляску, в молодости служил в армии и строил бункеры своими руками.
– У меня слезы на глаза наворачиваются, – признается он. – Бункеры – часть моей жизни. Я и представить себе не мог, что когда-нибудь они исчезнут. И мне странно, что мы уничтожаем их ради капиталистов, которые построят на их месте дорогие отели и рестораны.
V. Инстинкты
С нашего наблюдательного пункта мы смотрим, как себя ведут животные, и прикидываем: сколько агрессии мы можем им позволить? Они уже перешли границу или можно выждать еще минутку, чтобы дать им остыть?
Чай с оккупантом
