Мы едем на ее “опеле” через горы Шар. Проезжаем мимо поста СДК. Безопасность сербов стерегут украинцы вместе с поляками. Маленькая церквушка справа – знак, что мы въехали на территорию анклава.
– Электричество? – Татьяна глубоко вздыхает. – Смотри, люди сидят при свечах. Думаешь, здесь все такие романтики? Иногда электричества нет три, пять часов, а иногда целый день. Никогда не знаешь, когда его включат. Ни постирать толком, ни искупаться, ни посуду помыть. К тому же страшная скукотища. Зимой рано темнеет. Электричество отключают, и ты сидишь как баран в темноте. Спать не хочется. Делать тоже нечего.
– И чем же ты занимаешься?
– Разговариваю с мужем. Иногда кто-то заходит в гости. Но чаще наступает что-то вроде летаргии. Хотя поговаривают, что в Косове так много детей именно потому, что нет электричества. Зато, когда вдруг дают, все вскакивают на ноги. Неважно, который час. Я всегда просыпаюсь, когда ночью включают электричество. Меня словно какой-то инстинкт будит. Принимаю душ, ставлю стирку, смотрю телевизор. Люди в моем городе уверены, что албанцы отключают электричество только сербам. Я им говорю: “Я была в Приштине. Там тоже нет электричества”. Но они никуда не ездят, сидят в Штрпце и глупости болтают.
– Почему не ездят?
– Боятся. Два раза в неделю СДК конвоирует автобусы: до границы с Сербией и до Грачаницы. Там есть церковь и оптовый склад. Албанцы забрасывают автобусы камнями, иногда петардами. У меня машина с косовскими номерами, поэтому я не боюсь. Они мне обошлись в полторы тысячи евро. Но не представляю, что будет, если я попаду в аварию. Я ни слова не знаю по-албански.
– Ты боишься албанцев?
– Сдурел? Я боюсь только экстремистов. Лучший друг моего дедушки – албанец. Они вместе работали в горах. Как-то раз они порезали себе ладони ножом, приложили одна к другой и стали кровными братьями. Не знаю, как они до этого додумались, потому что у нас такой традиции нет. Наверное, вестерн какой посмотрели. Но с тех пор мы как семья. Мемед, друг дедушки, был старостой на моей свадьбе. Когда сербская армия бесчинствовала в Косове, мы прятали двух его сыновей. Потом, когда настал черед албанских партизан, мы жили у Мемеда. Дедушки уже нет в живых, но у Мемеда все хорошо. У него магазин в городке в нескольких километрах отсюда. Я всегда к нему заезжаю, когда еду за обувью. Люблю его, как члена семьи. Хотя с ним есть маленькая проблема.
– Какая?
– Он ужасно балует моих детей. Один день у Мемеда – и про дисциплину можно забыть.
– А что Мемед думает о сербах в Косове?
– Он умеет отличать преступников от обычных людей. Войны не ведутся между народами. Они ведутся между преступниками с одной и с другой стороны. Он это понимает. После объявления независимости он видел, что я подавлена. Сказал мне: “Татьяна, мы всего лишь пешки на шахматной доске. Играют американцы с русскими. По воле случая ты черная пешка, а я белая”.
– А твои соседи сербы? Как они относятся к вашей дружбе?
– Говорят: “Тебя бес попутал”. Каждый день в 12.44 они протестуют против независимости Косова. Это в память о резолюции ООН под номером 1244: она исключала независимость. Когда я иду по городу, они смотрят на меня волком. Потому что я покупаю обувь у албанцев, а должна бы бойкотировать их товары. Но когда у пары теток сербские ботинки развалились, они быстро нашли ко мне дорогу. Со временем привыкают. Здесь рядом есть Брезовица, единственный горнолыжный курорт Косова. Там тоже живут одни сербы. После объявления независимости они кричали, жгли флаги. Албанцы перепугались и перестали туда ездить. Условия для катания прекрасные, а трассы стоят пустые.
Сегодня Брезовица сидит тихо и надеется, что албанцы успокоятся и вернутся. А я надеюсь, что албанское правительство выполнит обещание и что у нас наконец будет электричество. Если появится электричество, мне плевать, кто будет премьером: серб, албанец или папуас.
Пейя – Дьяково: нет платежей, зато есть электрогенератор
В Косове только одна электростанция. Она находится сразу за Приштиной и нарушает все возможные экологические нормы. Говорят, в ее модернизацию уже вбухали пятьсот миллионов евро. Эффекта ноль.
Стефан, сотрудник одной из неправительственных организаций, подвозит меня в сторону Дьякова:
– У электростанции нет шансов, потому что тут не принято платить за электричество. При Югославии не платили, и сейчас тяжело этому научить. Хозяин квартиры, которую я снимаю, адвокат. Когда я показываю ему счета за электричество, он только смеется и говорит: mir, mir — хорошо, хорошо.
При этом все покупают маленькие электрогенераторы. Они имеются в каждом магазинчике, каждой парикмахерской и кафе. Когда выключают электричество, по всему городу слышится тртртртрт. Это гораздо дороже, чем оплачивать счета. Но никого не переубедишь.
Электростанция не может отрубить электричество неплательщикам – ей пришлось бы отключить целый дом. Когда выяснилось, что есть целые дома, которые не платят, сотрудники электростанции приехали разбираться. Еле ноги унесли.
Электростанция выживает только благодаря тому, что продает электричество Македонии. На несколько часов полностью отключает Косово и отправляет все за границу.
Призрен – Драгаш: нет петрушки
Своих братьев албанцев косовары называют слегка презрительно: элита в дырявых ботинках.
Албанцы говорят, что косовары жулики и выскочки.
Косовары считают себя более состоятельными. Албанцы – более умными.
И те и другие уходят от ответа на вопрос, объединится ли Косово с Албанией.
– Мы слишком долго жили отдельно. Мы слишком разные, чтобы объединяться, – говорит водитель маршрутки под Призреном.
Однако в его машине висит маленький флаг с черным албанским орлом. Флаг Косова, голубой с шестью звездочками, он своим не считает.
У датчанина Ларса, с которым мы ездим по региону Гора, своя теория на эту тему:
– Им сложно будет объединиться. Они очень разные. Недавно я был в Албании. Там если есть маленькое озерцо – сразу сто человек торгуют рыбой. Если с горы течет ручей – сто парней на обочине предлагают помыть вам машину. В Косове все сидят на заднице и ждут, пока помощь сама к ним приедет. И она приезжает. Этим людям ничего не надо делать самим. Косовары живут за счет помощи гуманитарных организаций и родственников из Германии. Местных сербов содержит правительство в Белграде. Оно им платит только за то, чтобы они отсюда не уезжали. Ты был в Штрпце? Там живут несколько тысяч сербов. В больнице в таком городке должно работать максимум тридцать человек. А в больнице в Штрпце больше трехсот сотрудников. Половина из них даже не ходят на работу, а зарплата у них в три раза выше, чем у сотрудников больниц в Белграде. Но хуже всего ООН.
– Почему?
– Она за все переплачивает. Человек, работающий в ООН, спокойно содержит десяток родственников. А раз так, то зачем обрабатывать землю? Смотри, здесь вся земля простаивает. Никому не хочется работать.
