Чуткий Эцаган нервно оглядывается.
— Не думаю, что стоит её здесь обсуждать.
Приходит Арон, стоит в дверях, мнётся, застенчиво оглядывает полузнакомых людей. Унгуц тут же его представляет как брата Азамата и усаживает рядом с собой, чтобы меньше нервничал. Приходят двое мужиков с тренировок. Им около тридцати, у одного длинные волосы и борода, у другого всё наоборот. И наконец последним является Эндан (теперь я точно знаю, которого из братьев как зовут. Азамат-таки проговорился!)
Теперь все в сборе. Они, конечно, не знают, кого Унгуц приглашал, но ощущение завершённости компании повисает в воздухе. Тем более, что оглядев набор гостей, многие догадываются, что тут дело в Азамате. Пора мне выходить.
У самой двери кухни стоит сто, а по бокам от него два больших кресла. Унгуц проследил, чтобы одно из них осталось свободным, вот в него-то я и приземляюсь. Мой бук всю дорогу стоял на столе, дожидаясь своего выхода.
— Ну вот, ребятки, — говорит Унгуц при моём появлении. — Я думаю, все знают эту даму хотя бы понаслышке. На всякий случай, поскольку мы все тут друзья, скажу, что она жена Азамата Байч-Хараха и называет себя Лиза, хотя на самом деле у неё гласное имя. Сегодня я собрал вас здесь по её просьбе, так что давайте послушаем, что она хочет нам сказать. Мне, например, ужасно любопытно.
При этих словах Убуржгун и Онхновч переглядываются, хмурятся и косятся на дверь. С ними могут возникнуть проблемы. Ну да ладно. Я лучезарно улыбаюсь и звонко здороваюсь с аудиторией.
— Будьте здоровы дюжину дюжин зим, дорогие господа. Я позволила себе потратить ваше время по причине, которая, я надеюсь, покажется вам уважительной. У меня есть к вам одно очень важное дело. И когда я говорю «к вам», я имею в виду не только приглашённых, но и нашего достопочтенного хозяина, — я киваю на Унгуца. Он поднимает брови. Точно, он думал, что он мне только в качестве зазывалы нужен. Ну уж нет.
— Осмелюсь надеяться, — продолжаю я, — что все мы здесь считаем себя друзьями моего мужа, — я обвожу их взглядом, дожидаясь, чтобы все кивнули. — Меня несказанно радует, что у него так много таких замечательных друзей, — красивые обороты для речи я почерпнула у целителя. Он любит мудрёно выразиться.
— Итак, — я кладу ногу на ногу, чтобы разнообразить видеоряд, — все мы здесь любим Азамата, — это не такое громкое заявление по-муданжски. Это примерно значит «хорошо к нему относимся». Все снова кивают. — И никто из нас не хочет ему зла, — все мотают головами. — И никто из нас не хотел бы видеть его печальным. И не потерпел бы от других людей оскорблений в его адрес. Не так ли?
— Так, так, — встревает бородатый с тренировок. Я думаю, это Онхновч, потому что у второго Унгуц спрашивал о здоровье его отца. — Давай ближе к делу, женщина.
Эцаган и Ирнчин немедленно демонстрируют ему какие-то конструкции из пальцев, а Унгуц сощуривается. Это действует, Онхновч затыкается. Я слегка откашливаюсь.
— Что ж, давайте к делу. Видите ли, Азамата постоянно оскорбляют из-за его внешности. Я понимаю, что в этом нет ничего необычного, здесь так принято. И он, конечно, никогда бы не стал на это жаловаться. Но я, чисто из любопытства, расспросила его, что он чувствует, когда его называют уродом.
Я позволяю словам немножко повисеть в воздухе. Алтонгирел прикусывает губу, остальные только недоуменно хмурятся. Унгуц смотрит на меня со всё возрастающим любопытством.
— И что он ответил?
— А вот это я вам сейчас дам послушать, — я демонстративно поворачиваюсь к буку. — Я решила воспользоваться техникой, чтобы никто не усомнился в верности моего понимания. В конце концов, я не в совершенстве владею языком… Вот, послушайте.
Я запускаю дорожку. Сейчас, в комнате, полной людей, обиженный и сердитый голос Азамата звучит ещё проникновеннее, чем тогда в номере. Я стараюсь не смотреть ни на кого прицельно, а только уголком глаза ловить выражения их лиц. Лица вытягиваются. Некоторые сдвигают брови в недоверии. Алтонгирел поджимает губы — явно принял на свой счёт. Арон пару раз ахает. Эцаган невероятно заинтересовался узорами на ковре. Ирнчин прикрыл рот рукой. Ахамба и Унгуц изображают на лицах вселенскую скорбь. Онхновч скрестил руки на груди и явно готовится отпираться. Убуржгун удивлённо чешет в затылке. Запись кончается.
Секунд десять висит тяжёлое молчание. Потом разражается бубнёж.
— Да откуда ж было знать…
— Он такой не один, а другим каково…
— Да я только раз и оговорился!
— Я даже не думал, что это так…
— Надо извиниться…
— Да все так говорят!
Я откашливаюсь и прошу тишины.
— Итак, ребят, я думаю, все поняли, что это проблема.
— Да поняли, поняли, — нервно обрывает меня Алтонгирел. — Я и без тебя знаю, что меня вовремя отстранили, если не поздно. Или ты тут собрала всех провинившихся, чтобы Старейшина нас судил?
— Успокойся, пожалуйста, — улыбаюсь я. — Я не знаю, о чём ты, но здесь мы все в равном положении.
Несколько человек изумлённо таращатся на меня.
— Мы в равном положении, — повторяю я, — потому что мы все любим Азамата и желаем ему добра. Как мы все теперь знаем, у Азамата есть проблема, которую он не в силах решить сам. Согласитесь, что, какой бы он ни был умный, сильный и хороший начальник, один против целой планеты он ничего сделать не может. А теперь посмотрим на себя. Мы все здесь красивые известные люди с гласными именами. С нашим мнением считаются другие. Я уверена, что если мы объединим усилия, то сможем помочь ему преодолеть эту проблему довольно быстро, вы так не думаете?
Они явно удивлены моим позитивным настроем. Ждали, что я начну визжать и швыряться предметами? Щазз, мне в данном случае важен результат, а не месть.
— Но что мы можем сделать? — робко спрашивает Арон. Видимо, за те годы, что Азамата не было на планете, его папаша успел окончательно раздавить младшего сына. Ну или он такой родился, не знаю.
— А вот и давайте подумаем над этим. Давайте все предложим какие-нибудь варианты. Для примера, я предлагаю вот что: если в вашем присутствии кто-то называет Азамата уродом, покажите этому человеку, что вы его осуждаете. У вас для этого много жестов.
Эцаган и Унгуц хихикают, Ирнчин кивает с каким-то хищным предвкушением на лице.
— Ещё хорошо бы, — произносит Унгуц, теребя кончик бороды, — приглашать его на всякие праздники. Насколько я его знаю, он любит большие застолья, и скорее всего скучает по тем временам, когда его с радостью ждали у каждой скатерти.
— Да-да, — киваю я, — он и сам был бы рад позвать гостей, но боится, что никто не придёт.
— Кстати, можно всем друзьям и знакомым рассказывать, что капитан — классный мужик, — вдохновляется Эцаган. — Я думаю, если человек от двух-трёх людей это услышит, то хотя бы подумает прежде чем плохо к нему относиться из-за внешности.
