Как это ни удивительно, мы угадали. За небольшим выступом открывается довольно широкое поле, где куча народу прыгает, бегает и дерётся. Азамата я замечаю почти сразу — он в мамином красном свитере, наверное, чтобы его было хорошо видно ученикам. Скачу к нему, только что не сшибая этих самых учеников. Он меня, конечно, издали заметил, но менее круглыми его глаза от этого не стали. Подскакивает ко мне, только что под копыта не бросается.
— Боги, Лиза, что случилось?! Ты вся в крови!!
— Я убила джингоша! Что мне делать?
Глава 17
Из мемуаров Хотон-хон
Первая джингошская кампания началась шестнадцать лет назад, когда Джингошская Империя попыталась захватить несколько свежеозеленённых планет в кластере Вирго, и неожиданно встретила вооружённое сопротивление ареян и землян, которые предугадали её планы. Джингоши понесли большие потери, как человеческие, так и материальные: в битве они лишились большого количества новых кораблей и оружия. Чтобы возместить потери, им пришлось поднажать на покорённые планеты и вытянуть из них побольше ресурсов. На Муданге джингоши в норме собирают дань редко и понемногу, поскольку эта планета больше интересует их как платиновый прииск, а за своё добро гордые муданжцы держатся крепко. Но при том количестве колоний, которое Джингошская Империя сгребла под себя за последние три-четыре века, ей приходится быть постоянно очень хорошо укреплённой, иначе покорённые народы быстро почуют брешь и вырвутся на свободу. Поэтому джингоши решили собрать внеочередную дань с самых отдалённых своих колоний, пока никто не заметил, что у них не хватает ресурсов. И собрали. Ценой нескольких миллионов жизней. Муданжцы действительно очень гордые, и если бы Старейшины не велели прекратить сопротивление, мужское население планеты могло бы существенно сократиться. А если учесть, что муданжские женщины в большинстве своём неспособны ни к какой оплачиваемой работе, а многие даже еду себе приготовить не умеют, это была бы настоящая катастрофа.
Однако джингошам уплатили, и они отстали, хотя и лишились огромного количества бойцов, гораздо большего, чем муданжцы. Джингоши, как уже говорилось, берут количеством, как муравьи. Каждый отдельный джингошский солдат туповат и плохо дерётся, зато у него десяток жён, и каждая рожает по два-три ребёнка каждый год. Зафиксированный рекорд плодовитости джингошской женщины — это пятнадцать близнецов, правда, шесть из них не выжили. Если же муж погибает, его жёны достаются по наследству братьям, и тоже не простаивают. Само собой, при такой демографической ситуации джингошам постоянно требуются новые земли и источники ресурсов, а вот цена человеческой жизни невысока. Слово «джингоши» — это не самоназвание нации, это тамлингское слово, означающее «муравей».
Тем не менее, джингоши всегда мстят за своих. У них очень развиты семейные узы; в семью входят такие отдалённые родственники, что часто сами они не помнят, в каком поколении и какое именно между ними родство, тем более, при таком количестве жён. Но если ущерб нанесён одному родичу, на его защиту тут же собирается пара десятков человек. И они даже не посмотрят, насколько опасно мстить. Они могут все погибнуть, главное — не дать спуска обидчику. Именно поэтому если в муданжском поселении объявляется джингош, все муданжцы стараются исчезнуть, чтобы, не дай боги, не оскорбить захватчика, иначе не миновать беды всему поселению. Джингоши, естественно, этим пользуются: нарочно напрашиваются на драки, а потом собирают родичей и грабят деревню. Или, если жители уже научены горьким опытом и разбегаются, джингоши спокойно сгребают с лотков товары, выносят из домов ценности.
Вторая джингошская кампания началась как раз с чего-то подобного, хотя и не имела непосредственного отношения к Мудангу. Стайка джингошей напала на эспажанского продавца, который прилюдно поймал за руку их родича, пытавшегося умыкнуть с прилавка что-то ценное. Дело было на Гарнете, и рядом случилась группа ареянских спецназовцев и команда муданжских наёмников. Джингошам крупно досталось, но они на этом не успокоились, поскольку у двоих из них были родственники в Имперской канцелярии. Через неделю по земным и ареянским войскам был нанесён неожиданный удар, и начался вооружённый конфликт, затянувшийся на два года. Это произошло через восемь лет после Первой кампании. По итогам конфликта было подписано мирное трёхстороннее соглашение между землянами, муданжцами и джингошами, но все понимали, что жить ему недолго, тем более, что ареяне отказались в нём участвовать, земляне в случае чего очевидно будут поддерживать ареян, а не джингошей, а муданжцы подписали соглашение только чтобы оградить свою планету от нового грабежа. Да и то сказать, это было решением одного конкретного муданжца, прочие же наёмники весьма условно его поддержали; в те годы он ещё не пользовался таким авторитетом, как сейчас. Удивительно было только то, что после всех этих событий джингоши не перерезали население Эспаги, которая тоже чуть больше века назад стала их колонией. Видимо, за перестрелкой с землянами забыли, с чего всё началось.
* * *
— Как убила? — ошарашенно спрашивает Азамат. Вокруг нас собирается толпа.
— Ну, я пошла на рынок, а там этот хмырь стал меня лапать около лотка с ножами, ну, я ему ножом и врезала! Вот!
Запускаю руку в седельную сумку и извлекаю окровавленный тесак с квадратной мордой. В толпе раздаются возгласы и свист, ближайшие мужики даже отшатываются.
Азамат окидывает взглядом тесак, меня, и Пудинга. Потом негромко говорит:
— Лиза. Убери нож обратно, пожалуйста.
Я слушаюсь, хотя с трудом попадаю рукой в сумку. Меня немного трясёт.
— Так, молодец. Теперь слезай с лошади. Ничего, я тебя поймаю.
Ловить меня ему не приходится, скорее уж наоборот, я так вцепилась в лесенку, что ещё полминуты не могла отойти. Азамат расстёгивает свитер и прячет меня под полой.
— Ты видела других джингошей?
— Нет, — выдавливаю сквозь стучащие зубы. — Но продавец сказал, что их сейчас много набежит. И все попрятались и разбежались.
Краем глаза вижу, что из толпы к нам протискиваются Эцаган, Ирнчин и Онхновч.
— Что делать будешь? — раскатисто спрашивает последний.
— Уезжайте, капитан, — встревоженно говорит Эцаган, косясь в сторону дороги. — Вы же знаете, как они всегда…
Азамат недолго молчит, потом произносит:
— Что делать — это не вопрос. Я не могу допустить, чтобы Лизе пришлось прятаться всю жизнь. Пора уже поставить этих обезьян на место.
Я слышу согласные выкрики со всех сторон, даже из глубины толпы, хотя Азамат говорил негромко. Я чувствую, что он кивает у меня над головой.
— Все, кто хочет ко мне присоединиться, приходите сюда завтра в это же время. Ирнчин, у тебя тут где-то рядом унгуц припаркован, так ведь? Одолжишь? И коня припрячь, а то он приметный.
Азамат доводит меня до синенького двухместного унгуца, складывает в багажник мои мешки и седло, а Пудинга на верёвочке передаёт хмурому Ирнчину. Мы взлетаем. Я пытаюсь помахать рукой, но она плохо слушается. Над городом мы не пролетаем, нам в другую сторону, но издалека мне мерещится там какое-то неприятное шевеление. Стаскиваю промокшую от крови кофту — всё равно в унгуце тепло — и заталкиваю под ноги.
