— Господи, Сенька, так он у тебя точно безрукий! Безрукий строитель! — сделала вывод смертная, закрыв лицо рукой, когда я перевел на нее взгляд. — А потом мы удивляемся, почему дома падают! Потому что у мужиков руки из задницы растут! Слушай, Сень, может он дороги делает, а? Вот тогда его рукопопость вполне объяснима! Так, горе греческой наружности, дай сюда!
Катерина отобрала у меня инструмент и подошла к стене. Пять минут жужжания, несколько крепких высказываний и полка снова крепко сидела на стене.
— Учись! — гордо изрекла смертная, свысока глядя на меня. Танатос на стене уже бил кулаком по полу и катался из стороны в сторону. Сам то хоть понимает что тут происходит? В комнате замигал свет и послышался хлопок. — Нет, Сень! Ну это не квартира у тебя, а звиздец! Так, я видела у тебя в туалете лампочку. Сейчас-сейчас… Приятно чувствовать себя единственным мужиком в доме. Сиди, сиди в своей простынке. Сень, достань ему простыню со смешариками. Пусть поменяет! А тот тут у нас не знойная Греция, а мороз зимой минус тридцать. Не дождется его гречка. Так, я как раз лампочку купила запасную, чтобы лишний раз не бегать!
Смертная выбежала из столовой, а я перевел хмурый взгляд на Прозерпину. Юная богиня только улыбнулась и развела руками в стороны. Я хочу домой…
— Ну, что, Гадик, с лампочкой то хоть справишься? — Катерина протягивала мне стеклянное нечто с металлической ниткой внутри, — Да не тряси ты так! Собьешь ведь! Немощь косорукая! Что ты лицо сделал, как у ымпыратора! И не надо на меня смотреть, как властью облеченный! Это вон, у себя в Греции будешь страху наводить на своих аполлошиков! Здесь Вам не тут! Вкручивай давай! Учись быть мужиком!
Я — древний Бог, я — титан… Ничто не может вывести меня из себя… Да, я — титан… Я — спокоен… Гадес, глубоко вдохни…
— Хватит медитировать на лампочку! Она сама себя не вкрутит! — командовала маленькая смертная, а я уже придумывал пытку, на случай, если после смерти она попадет ко мне, — Давай, давай! Я тебе уже старую даже выкрутила! Не бойся, электричество не кусается, малыш… Давай, влезай на табуретку! У нас с детстве мужик с табуретки не слезает. То стишок расскажет, то песенку споет! А знаешь почему? Чтобы потом лампочку вкручивать не страшно было!
Я забирался на табуретку, упираясь головой в потолок.
— Давай, ты там сиртаки не танцуй, а то завалишься, — слышался ненавистный голос снизу. — Вставлять умеешь? Молодец! Значит, ничего сложного! Крути давай! Единственный способ для мужика почувствовать себя на высоте — вкрутить лампочку! Шевели сандаликами!
Пока я вкручивал лампочку, у Танатоса от смеха чуть не случился сердечный приступ. Прозерпина по второму кругу налила чай, а смертная что-то вдохновенно рассказывала ей про её клиента. Серьезно? Вот эта вот “красота” заделалась в гетеры? Мать моя титан…
— Ну, вкрутил? — смертная внимательно всматривалась в лампочку, а потом удовлетворенно хмыкнула. Меня похвалили! Я сейчас расплачусь! — Ладно, держи чай! Заслужил! Бедная баба, которой ты достанешься! Ничего, кто-нибудь сердобольный пригреет тебя убогого… Зато я знаю, что тебе на свадьбу дарить будем! простыню, пододеяльник и наволочку! Одежда для всей семьи! Учти, пододеяльник тебе! Там дырочка есть!
Как у Прозерпины хватает терпения? У этой смертной рот вообще не закрывается!
— Сень, а может его ко мне устроим? У нас же сейчас в основном греческой направленности туры сейчас! — смертная снова сощурилась на меня, — Нет, ну а что? Выучит мифы древней Греции! Про Зевса там, Афродиту! Это же престижно! На греческом направлении грек работает! Живая реклама! Приехать приехал — уехать не может!
Прозерпина подавилась чаем, а я отчетливо видел, как мелькнула ее улыбка.
— Не смотри на меня своими оливками! Я из тебя быстро нормального мужика сделаю! — вздохнула Катерина, звеня ложкой. Она подняла на меня глаза. — Эх, чай не Аполлон, конечно… Если зиму переживет, то поговорим. И не вздумай ему деньги занимать на обратную дорогу! Пусть сам зарабатывает!
Все! С меня достаточно! Я никому не позволю так с собой обращаться! Я с грохотом поставил пустую чашку на стол и двинулся в другую комнату. Ещё не хватало, чтобы меня жизни учила смертная душонка!
— Так, а ты куда это? А кто будет за собой кружку мыть? — нахально окликнула меня уже в дверях смертная, глядя на меня так, как Гера на смертных красавиц с детьми. — Сенька беременная! А ты ей ещё и посуду оставляешь? А ну быстро взял и помыл за собой кружку!
— Катюх, не надо… — еле слышно прошептала Прозерпина, хватая подругу за руку, — Я сама помою… У них не принято… У них традиционно все жен…
— Молчи, разберусь! — отмахнулась Катерина, нехорошо улыбаясь. — Он у нас нетрадиционный грек. Так что ноги в руки и мыть кружку за собой!
Катерина выдернула руку и направилась ко мне. Гадес, спокойно… Главное, не убить на месте… Главное — просто не убить…
— Послушай меня, дорогой, — грозно ткнув в меня пальцем начала смертная, а на ее лице отразилось все, что она обо мне думает. Ну ничего. Попадись ты мне, “красавица”! Посмотрим, что ты скажешь, когда узнаешь, кого заставляла кружку мыть! — Все должно быть СТЕРИЛЬНО! У Сеньки сейчас организм ослаблен! Все силы на ребенка идут! А ты здоровенный лоб кружку за собой не моешь! Перевоспитывать будем! Берешь в правую ручку кружечку, в левую губочку… Или наоборот. Трешь ее как следует, а потом водой промываешь! Что уставился, словно я напомнила вам про сумму долга вашей страны? Мой!!!
Смертная демонстративно развернулась и вернулась на кухню, жестом предлагая мне последовать за ней и вымыть посуду! Мне! Древнему богу! В боку неприятно кольно острие меча… Да вы издеваетесь?!
— Хорошо, — сквозь зубы выдавил я. понимая, это унижение я не прощу никогда и никому. Полыхая от гнева, я сделал все так, как она сказала, представляя, как ее душа тонет в Ахероне, а я неумолимо проплываю мимо. — Сейчас помою.
Подойдя к крану, вода полилась сама собой. Спасибо, Танатос! Премного благодарен!
— Ты где столько пены видел? Капельку! Чай не Афродиту рожаешь! — слышался противный, мерзкий и отвратительный голос, пока пена с урчанием исчезала в водостоке.
— Молодец! Хороший мальчик! — послышалась издевка, а я мысленно представлял бедную и бледную тень в огненных недрах Тартара, которая тянет ко мне руку и умоляет простить ее. О, нет. Я буду неумолим! Хм… А ведь в Аиду она не попадет, потому, что в нее не верит! А как сделать так, чтобы она поверила? Я не заметил, как улыбнулся, глядя на то, как мне вручают полотенце со словами: “Вытирай!”. Смертные не верят до тех пор, пока не видят своими глазами… Я коварно смотрел на нее, представляя все муки, которые уготованы ее душе после смерти за это унижение. Ничего, оно того стоит… Я покажу ей Аиду. И не просто покажу. Хочу видеть ее лицо, когда она поймет, кого заставляла вкручивать лапочку или лампочку. Не помню, как правильно.
И предстану я перед ней в истинном облике, и дрогнет она при виде моего взгляда, но будет уже поздно… Она прогневила бога! Я мельком взглянул на тень Танатоса. И вряд ли ты сможешь заступиться за нее, друг мой. Твой Персик будет несказанно рад, если ее драгоценная жрица последует за ней. Как только жрица, которая сейчас жрет огурец переступит Аиду — она станет моей.
