Спасибо, добрый ребенок. Я тебя никогда не забуду. Танатос перевел очень тяжелый взгляд на меня, я пожал плечами, как бы намекая, что к этому ребенку я вообще отношения не имею.
— А что он сделал? — сурово поинтересовался мой друг, изо всех хмуря брови и всем видом показывая, что чтобы я не сделал, он не одобряет, — Если он тебя обидел — мы его сейчас накажем.
Отшлепайте короной по попе. Я уже морально готов к такому повороту событий….
— Правда? — заинтересованный детский голосок раздался под сводами дворца, а ребенок посмотрел на Танатоса с такой надеждой, что мне стало страшно, — Ты правда-правда его накажешь? И он больше не будет делать людям гадости?
Откуда она знает про мои гадости? Кто успел рассказать? И про рощу девственниц она тоже в курсе? Как там про меня говорят? “Его девиз всегда при нем! Интригуем, не берем!”. А ведь предлагали!
— Дитя моё, — рассмеялся Танатос, сощурившись в мою сторону. — Делать гадости и создавать проблемы — это основная задача Гадеса… Но я не оставляю надежды на то, что рано или поздно мы его перевоспитаем. Так что он сделал?
Если она сейчас скажет, что “этот злой дядя сделал меня”, то я пойду проситься к Кроносу в уголочек. Я видел! У него есть местечко в уголке камеры.
— Когда мама заболела, и почти не вставала, папа сказал, что её хочет забрать Гадес, — голос ребенка снова задрожал, а на ясные глаза набежали слезы. — Он — плохой, зачем он хотел забрать маму? Все боги плохие! Все!
— Нет, не все плохие, — насупился я, задумавшись, как бы объяснить ребенку, что чем меньше душ попадает в Аиду, тем меньше мне работы. — Танатос, например, недавно персики брил.
— Персики, — ребенок снова сделал перерыв своих рыданий и громко сглотнул, — Мама любила персики, и я тоже… Вот только у нас неурожай, и мы все должны были умереть с голоду… Я хочу к маме! Отведите меня к маме!
Ребенок снова залился плачем и уже никакие увещевания Танатоса не спасали! Я материализовал игрушки, платья, цветы, украшения, чтобы как-то успокоить ребенка. Танатос показывал фокусы с мечами, пытался плести венок, но ничего не помогало.
— Я начинаю понимать, почему у меня нет детей, — осторожно начал я, стряхивая ногой букеты асфоделей со ступенек.
— Мама! У меня была самая лучшая мама! — кричала малышка, пока мы судорожно соображали, что же нам с ней делать. — Я хочу к маме.
— Мне кажется, Гадес, у нас с тобой не осталось выбора, кроме как… — со скорбью в голосе проговорил Танатос, а на моем лице отразилась паника. Я резво замотал головой из стороны в стороны, пытаясь предотвратить следующий шаг бога смерти, но не смог. Над сводами Аиды раздался громогласный крик Смертного бога. — Ма-а-а-а-ама!!
Глава восьмая
Когда двухметровый детина с перепуганными глазами протяжно орет: “Мама!”, обычно это вызывает улыбку, но в моем случае это наводило на мысль о подкопе под троном.
— Не мамкай! — раздался в дверях суровый голос “ спартанской матери”. Так, где полотенце? На руку наматывает! Фуууух! Жизнь спасена… Наверное…. — Итак, мои близкие по родству и недалекие по сообразительности, что произошло у Вас на этот раз?
— Ну ма-а-а-а-ам, — жалобным хором выдали мы с Танатосом, а женщина усмехнулась, глядя на наше дендрарий. — Вот!
Мы с двух сторон указали на плачущего ребенка, всем видом показывая, что сделали все возможное, а результата нет…. На всякий случай я еще всем видом намекал, что я здесь совершенно непричем, и к соплям, текущим из носа никакого отношения не имею.
— Скалы подходящей для вас нет! А то быстро бы учились летать! — беззлобно пробубнила женщина и направилась в нашу сторону, а мы с богом Смерти инстинктивно отступили на несколько шагов, понимая, что в ее понимании учиться никогда не поздно, однако, нежелательно. — Сын, ты решил вопрос с моей внучкой и невесткой? Нет? А чего стоишь? Кого ждешь?
Танатос отхватил полотенцем, шутливо вскрикнул и потер ушибленное место. Я — древний Бог, я — титан… Да! Я — титан! Так почему я в последнее выгребублик от всех, кому не лень?
— Скажи мне, моя девочка, что произошло? Мне ты можешь рассказать, мальчишки всегда нас не понимают, — произнесла спартанка, надевая на голову ребенка венок из асфоделей и присаживаясь на корточки перед нашей плаксой. — А я наведу тут порядок! Ух, всех их полотенцем!
— Мама… — жалобно пискнул ребёнок и кинулась на шею матери Танатоса, обнимая изо всех своих маленьких сил. — А ты отведешь меня к маме?
— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещала мать Танатоса, нежно поглаживая ребенка по спине и глядя в мою сторону нехорошим взглядом. — И Гадес тоже сделает, я тебе обещаю.
Я замотал головой, понимая, что уже никак не смогу вернуть душу ребенка. Прозерпина и так разрушила столь хрупкое равновесие между мирами, что еле смог залатать… Нет, я не смогу этого сделать. Риск слишком велик. Из-за нарушенного равновесия Гера смогла освободить Кроноса, сила держащая его в оковах ослабла и чуть не начался хаос… У меня нервов не хватит еще раз повторить этот трюк. А ведь где-то, среди цветущей долины, одна сопливая “душемучительница” обильно жалуется своей мамашке на вселенскую несправедливость. Я прямо слышу, как зубная крошка сыплется на смертных с неба, а они бегают и орут, что это чудо!
— Я дружила с Персефоной, пока она была в храме своей мамы, — еле слышно причитал ребенок, утирая маленьким кулачком слезы с призрачных щечек. — Мы весело играли с ней, плели венки и пели разные песни… Только Персефона не была похожа на себя, она выглядела по-другому, но все равно красиво. Я знала, что она — богиня. Все об этом говорили. Однажды… Однажды она мне даже подарила цветочек… Мама сказала сохранить его, ведь это подарок настоящей богини!
Мама Смертного Бога кивала на рассказ девочки, призывая ее продолжать, а мы с Танатосом замерли и старались не шелохнуться, чтобы не спугнуть мгновения блаженной тишины.
— Пришло время сбора урожая, а собирать оказалось нечего… — проговорило дитя ещё тише, а потом снова шмыгнула носом, — Совсем-совсем нечего, понимаешь?
Девочка положила руки на плечи спартанской матери и заглянула ей в глаза, что-то ища в них… Такой маленький ребенок, а так много понимает… Нет, я определенно не готов к детям! Я и к взрослым в последнее время не готов…
— Не вижу логики, — шепнул я на ухо старому другу, окончательно потеряв нить повествования. — Она же не умерла от голода… При чем тут неурожай?
— Тихо ты, — отрезал мой друг и для большего эффекта отмахнулся от меня, внимательно слушая рассказ ребенка. Да, выслушивать детский лепет — это моя основная работа. Как хорошо, что я не покровитель всех детей!
— Кушать стало нечего, старые запасы кончились… — всхлипывал ребенок, жалуясь матери Танатоса, пока та высмаркивала ее в полотенце. Все! Не трогайте меня им больше! — А потом мама слегла, и папа сказал, что ее хочет забрать злой Гадес…
