— Давай в Тартар! Сейчас, только с Сенькой поговорю! Бедная моя, — голос Катерины стал таким грустным, но подниматься я не торопился. Нарочито медленно, величественно, я шел по ступеням, глядя на смертную, которая уже стояла возле дверей.
— Гадик! Шевели батонами! Хватит выделываться! — закатила глаза Катерина. — Резче, резче ножками!
Она что? Мое проклятье? Какой я ей “Гадик”? Я — Гадес! Га-дес! Я — бог!
— Ты как разговариваешь с богом? — не выдержал я, останавливаясь на предпоследней ступени.
— Если я буду тебе молиться, то ты будешь шевелить своей божественной попой? — засопела смертная. “Она сделала тебе комплимент! Наконец-то, кто оценил твою попу! Ты же хотел, чтобы она, как и все смертные целовали ее? Так вот, первый шаг сделан!”,- послышался насмешливый голос Танатоса. Отлично! Кто еще не в курсе? Тут все в курсе моей личной жизни!
— Давай, Гаденька, ты же можешь! Открывай дверь в свой Гадюшник! — изнывала смертная, а я стоял и улыбался, глядя на ее мучения.
“Дожили! — произнес голос Танатоса в моей голове. — В следующий раз мы сделаем в Гадюшнике туалет, и ты будешь занимать его перед лицом смертной! Два часа и, и она готова тебе поклоняться! А ты там будешь сидеть, думать о хорошем! Все, хватит. Тащи ее сюда!”.
Нарочито медленно я встал на последнюю ступень и поднял руку, чтобы так же медленно положить ее на плечо смертной.
— Слышь, ленивец в простыне! — не выдержала Катерина, хватая меня за тунику. — Давай, открывай двери!
Ладно-ладно. Я положил руку на плечо смертной, и мы переместились в покои Персика. Комнату оглушил дикий визг. Кто визжал громче — не понятно.
— Спасибо! Спасибо! Спасибо, любимый! — богиня жизни штурмовала Танатоса, зацеловывая все, до чего могла дотянуться. — Ты привел ее! Ты смог! Спасибо! Я теперь самая счастливая!
Прозерпина сжимала в тисках Катю и Танатоса, с такой силой, что смертная начала синеть и кашлять. Смутившись, богиня жизни отпустила жрицу.
— Катюх, я так рада, что ты здесь! — со слезами пролепетала Персик и полезла обниматься уже отдельно к Катерине. — Ты, наверное, очень напугана. да? Кать, ты не переживай. Гадес, он хоть с заскоками, но все-таки неплохой. Нет, он, конечно говно редкостное, но иногда бывают просветления! Ой! Екатерина Павловна, позволь тебе представить отца будущего ребенка!
Тяжелый взгляд Катерины упал на меня, а мне в этот момент захотелось, что кто-то подтвердил, что я вообще не могу иметь детей.
— Танатос, — выдохнула Персик, указывая рукой на моего злейшего друга.
Звук челюсти, ударившейся о полы покоя, как мне показалось, заставил Кроноса в Тартаре поежиться. Да! Нет, не так! ДА-А-А-А-А-А!!!! А я говорил! Танатос посмотрел на меня осуждающе, но я сделал вид, что не видел его взгляда. Бог терпения услышал мои молитвы! Он все-таки есть! Есть! Он есть! Смертная молчала уже больше двух минут, а я наслаждался произведенным на нее впечатлением! Вот тебе и Гадик! Посмотрим, как ты сейчас будешь извиняться… Ты будешь просить о моей милости… Да-а-а…
— П-п-погоди, — заикалась Катерина, нервно кусая губы и попеременно переводя взгляд с меня на Танатоса, с Танатоса на Есению и обратно, — То есть ты хочешь сказать, что это все правда?
Прозерпина кивнула и широко улыбнулась, обнимая сидящего на кровати Танатоса.
— То есть, вот это вот, — Катерина тыкнула пальцем в мою сторону, — Это и есть великий Гадес? Вот тот самый, да? Не верю! Если этот в одеяле, еще как-то тянет на Танатоса, то вот Гадику до Гадеса, как до Пекина пешком! Из Тайги!
Персик округлила глаза и замахала руками, явно призывая жрицу к порядку. Но нет, Персик поздно! Я оскорблен! Кстати, запомню, про одеяло. И про простыню с какими “мешариками”… Я тебе все припомню!
— Катерина, ты действительно в Аиде, — вкрадчиво и совершенно спокойно, полностью игнорируя оскорбление про одеяло, с полуулыбкой пояснил Танатос, — И твоя подруга действительно Богиня Жизни, Прозерпина. И моя любимая жена.
Катерина подозрительно прищурилась, осматривая нас всех неверящим взглядом.
— Что значит “любимая”? У тебя там что? Гарем? Она единстенной должа быть! — возмутилась Катерина, а потом потрясла головой, пятясь к стене. “Не может быть!”, - шептала она, снова тряся головой. Может, милая, может… Почему они все так смотрят на мою улыбку? Я имею право торжествующе улыбаться!
“Тронешь Катерину — заплачет Персик. Персик заплачет — у тебя будут большие неприятности!”, - на всякий случай предупредил Танатос.
— Катюх, это правда. Я пыталась тебе сказать, но не знала, как это сделать… — начала оправдываться Персик, виновато опустив глаза. — Я подумала, что ты мне шестнадцатую бригаду вызовешь, как только я тебе расскажу. Ну, Катюш, ну не надо так на меня смотреть! Ты бы сама рассказала бы мне, если бы оказалась на моем месте? Кать…
— И сколько ты меня обманывала? — дрожащим голосом спросила Катерина, а в ее голосе зазвенели слезы. В груди что-то екнуло и пошевелилось. Первым порывом было надавать Прозерпине по заднице, как Гекате в детстве, за ее безответственность, а вторым подойти к Катерине и что-нибудь сказать. Возможно даже хорошее. Оба порыва удалось подавить. О,Гея, я действительно стар и сентиментален, — Сень, ну как так то…
Первые слезинки скатились со щек маленькой смертной, в этот момент, я был готов простить “Гадика”. Но не кружку. Кружку нет. “Лицо попроще. Тебя не поймут.” — прозвучал в голове Танатос, а я наткнулся на насмешливый взгляд своего друга. Я только сейчас заметил, что губы были поджаты, а брови сошлись на переносице. Все! Кончились мои дары богу терпения! Сил моих больше нет!
— Катенька, прости пожалуйста! — тоже хныча и поднимаясь с кровати, пробормотала Есения, направляясь к подруге, которая отмахивалась, растирая слезы. — Я правда хотела тебе сказать и поделить всем… Просто….
У Персика был такой вид, что я готов был отдать ей половину сокровищницы… Смертная стояла и смотрела на нее, а взгляд ее смягчался. Персик обняла ее, прижав голову к своему плечу.
— Ты почему-то решила, что я не поверю и не пойму, да? — насупилась жрица и не обняла Персика в ответ. — Вот это, Сень, вдвойне обидно!
— Катюш, прости-и-и-и, — взвыла богиня и разревелась. Вслед за ней разревелась жрица… Мы с Танатосом смотрели на поток соплей и решили не вмешиваться. Им полезно. Говорят, что чем больше женщина рыдает, тем меньше орет.
“Ну как?” — поинтересовался Танатос, поигрывая бровями и выжидательно смотря на меня, — Понравилась?”
“Кто?” — опешил я, сразу не понимая о чем он. В голове вихрем пронеслись: Харон, Ахерон и свежий прибывший в лесу самоубийц…Танатос ржал. А вот когда до меня дошло я скривился: “Да ты с ума сошел?! Как она может понравиться?”. “Ну-ну, расскажи. Ты от нее целый день отлипнуть не мог!”, - на губах Танатоса была нехорошая улыбка.
— Се-е-е-ень, а почему ты пла-а-а-ачешь? — хлюпая носом поинтересовалась жрица, утирая сопли с маленького носа. — Тебе же плакать нельзя! Се-е-ень! Только не реви!
