— А ты поможешь? — с надеждой спросила меня смертная, а взгляд ее даже потеплел. Торгуется? Это хорошо. Я всегда считал, что все в этом мире покупается и продается. Нужно только сойтись в цене. — Гадес, ты правда хочешь помочь? Я просто от тебя не ожидала…
Да, от меня многие не ожидают. Зато я ожидаю от всех.
— Дорогая, Катриона! — произнес я, положив руку ей на плечи и притягивая к себе. — Можно я буду называть тебя так? Мне просто так проще. Я так понимаю, что будущее не всегда радужно… Я бы даже сказал, что иногда оно печально… И…
Я что-то медлил, пытаясь пересилить себя. Нет, ну а вдруг половинкой моей души окажется какая-нибудь невзрачная смертная? Мой взгляд скользнул по ее волосам и фигуре. Ну, не такая невзрачная… И, надеюсь, не настолько смертная… Может, какая-нибудь смертная красавица, царица, четвертьбогиня в крайнем случае.
— Я хотел бы для начала, — продолжил я, закатывая глаза. — Извиниться за мое негостеприимство. И в знак нашей будущей дружбы преподнести тебе скромный презент… Я бы даже сказал маленький….
— Вот если ты сейчас снимешь покрывало моей бабушки и попытаешься всучить мне свой маленький презент, — начала Катриона. — Один уже маленький презент оставил! Так что знаю я ваши презенты!
Погоди-погоди, — ослепительно улыбнулся я, зная, как эта улыбка действует на женщин. — Я — не он…
“Та-а-ак!”, - послышался голос Танатоса, а я уже тщательно подбирал слова.
— Понимаешь, ты мне не …, - начал я, глядя на ее лицо. Если я скажу, что она не нравится мне, то пророчества мне не видать. “А Персей был умней! Так мойр расхвалил, что ему даже сандалии обломились! А ты просто обломишься!”, - злорадно заметил Танатос.
— Ты мне не не нравишься, — корректно и очень обнадеживающе начал я. И вроде даже не соврал. — Поэтому я… За заботу о Персике… Решил вручить тебе… Маленький подарок! Ты так о ней заботилась… Даже кружку заставила меня мыть…
Почему, когда речь заходит за кружку, мой голос приобретает угрожающие жизни и здоровью оттенки.
— Как на счет маленького украшения, — мило улыбнулся я, собираясь перенести ее в святая-святых.
У нас с кладбища не принято ничего приносить! — мрачно буркнула Катриона, усложняя мне задачу.
— Ну тогда сама выберешь! Поверь, есть из чего выбирать! — улыбнулся я, увлекая ее за собой в свою сокровищницу. Я прямо вижу ее горящие глаза, алчные ручонки, которые сгребают все, что видят, тихо сопение и жалобное: “Мне идет?”. Все смертные одинаковы, так что путь к сердцу смертной, лежит через шейку, ушки, запястья и “на тебе, милая, если утащишь”!. Люблю водить женщин в сокровищницу. Это выгоднее, чем мужчин. Во-первых, у женщин руки слабее, они много не унесут!
А во-вторых… А, впрочем, неважно… Мы переместились в мою сокровищницу, и смертная застыла в немом восхищении! А я знал! Я знал!
— Ты откуда столько наворовал? — опешила смертная, явно не понимая что несет. Шок наверное. — У твоей страны госдолг такой, что сдохнуть можно! А ты тут себе сокровища складируешь!
— А причем тут страна? — оскорбился я, не понимая причину злости жрицы от слова совсем, — Я — не только Повелитель Аиды, но и бог драгоценных камней! А это дары мне, от смертных, что мне поклоняются!
Смертная громко вздохнула и отправилась на поиски.
— Недолюбливают тебя греки, Гадес! — съехидничала смертная, рассматривая золотую амфору, крутя ее в руках и осматривая с каждой стороны, — Проба где? Пробы нет! А значит это что? Пральна! Подделка под драгоценный металл!
— Что? — взревел я, подлетая к жрице и выдирая у нее из рук амфору. Да нет же! Золото! Фу-фу-фух! Я перевел гневный взгляд на смертную, любовно прижимая сосуд к груди. Тише, амфора, тише! Это она не про тебя! — Катриона! Что ты болтаешь! Здесь все — чистое золото!
— Ты знаешь что такое проба, Гадес? Это отметка, подпись мастера, что он гарантирует, что его работа действительно драгоценная, — объясняла мне смертная какую-то белиберду, — Ну как горшки подписывают. Это тоже самое, только на украшении. Понимаешь?
— Нет, не понимаю. Золото оно везде золото. Какая разница кто и когда его сделал?
— Катриона, а тебе не все равно? — проговорил я, доставая из сундука красивейший гарнитур из альмандинов и протягивая его смертной. Когда у женщины открывается от удивления рот, она обычно замолкает. — Кто сделал эту красоту? Зачем тебе эта… Как ее… Проба?
— Друзья приходят и уходят, Гадес, — пробормотала смертная, примеряя на себя ожерелье и рассматривая свое отражение в золотом подносе. На царицах оно обычно смотрелось лучше. Ну да ладно! Геката его давно себе присматривала, так что пусть позлится. — А ломбард работает всегда.
— Что работает? — не понял я, а смертная отмахнулась, уже добавляя к гарнитуру сережки. — Катриона…
— Гадес, не бери в голову, — пробурчала смертная надея браслет на свою ручку, — Ну, вроде неплохо. Пусть без пробы, но пойдет. Спасибо, Гадес! Не ожидала от тебя такой щедрости. Я так понимаю, что даже после смерти деньги и золото решают все. Души, которые не смогли заплатить Харону, вечно тонут в черных водах. А у них действительно не могло оказаться денег. Смерть могла застать их врасплох! Их останки могли быть погребены в глубоком море, в высоких горах, в пепле пожара. И у них банально не осталось родных и близких, чтобы сунуть им два пятака. Поэтому я возьму гарнитур. Мало ли…
Смертная позвала меня к себе, прося нагнуться к ней, и звонко чмокнула в щеку. Эээээ…. Осознание того, что меня только что поцеловала какая-то смертная приходило медленно.
— Это что такое? — начал звереть я, гневно смотря на смертную, — Что ты себе..
— Это благодарность, Гадес, — пожала плечами Катриона и направилась к выходу из сокровищницы. — Обычная благодарность. Не бери в голову. Больше так не буду. Я же не думала, что ты будешь орать на всю Аиду о своей личной жизни. Я не знаю, какому богу молиться, что мы однажды не проснулись в одной постели, и вся Аида не была об этом в курсе.
Богу терпения! Молиться нужно богу терпения! Только учти, алтарь занят мной!
Смертная уже скрылась в поворотах коридора, а я так и остался смотреть в стену в сокровищнице. Она позволила себе прикоснуться ко мне! К Богу! Да еще и поцеловать! Я такое Гекате не всегда разрешаю, а тут смертная! Пусть она и жрица богини жизни, но так себя вести со мной я не позволю! “Гадес, успокойся! — рявкнул на меня Танатос, — У них так принято в их мире. Хочешь, чтобы она уважала твои традиции и привычки — расскажи о них. Только помни, что и ты должен будешь уважать ее!”. Ну, конечно! Опять Гадес плохой, опять Гадес что-то не так сделал!
Я в гневе очутился возле комнаты Персика. Сейчас мы поговорим!
— Персик, — позвал я, входя и видя, как она спит на коленях у Танатоса, — Я настоятельно прошу тебя поговорить с твоей жрицей. Объясни ей, что она — смертная. А смертные — не ровня богам. Это же просто. Нет, я понимаю, что боги иногда влюбляются в смертных, благоволят им, делают дары и помогают, но это ничего не значит. Еще ни один смертный не стал равен богу!
