Ошибки и противоречия в экономических теориях социализма выявлялись и опровергались снова и снова и в XIX в., и сейчас. Это не остановило и не останавливает никого: это проблема не экономики, а морали. Интеллектуалы и так называемые идеалисты решились заставить социализм работать. Как? Волшебным методом всех мистиков: как-нибудь.
Не акулы коммерции, не профсоюзы, не рабочий класс, а именно интеллектуалы изменили движение к политической свободе и возродили доктрину всемогущего государства, тоталитарного правительства, его право контролировать жизни людей так, как ему угодно. Теперь это было не во имя «божественного права королей», а во имя божественного права масс. Базовый принцип остался тем же: право вменять любые доктрины под дулом пистолета того, кто смог получить контроль над механизмом государственного управления.
Есть лишь два способа взаимодействия между людьми: оружие и логика. Сила и убеждение. Те, кто знает, что выиграть средствами логики не получится, всегда прибегают к оружию.
Что же, дамы и господа, мечта социалистов исполнилась. Они исполнили ее в XX в., исполнили втройне, заполучив много меньших, но не менее точных копий; они исполнили ее во всех возможных формах и вариантах, чтобы не возникло проблем с выяснением природы этих копий: Советская Россия, нацистская Германия и социалистическая Англия.
Это стало гибелью любимой сказки всех современных интеллектуалов. Вторая мировая война разрушила коллективизм как политический идеал. Да, люди все еще бормочут его девизы, рутинно, из солидарности, по умолчанию, но это больше не моральный крестовый поход. Это уродливая, ужасающая реальность, и часть вины современных интеллектуалов заключена в их понимании своей ответственности. Они воочию увидели кровавую бойню, которую раньше приветствовали как великий эксперимент, – Советскую Россию. Они видят нацистскую Германию и знают, что «нацизм» – это национальный социализм. Возможно, самым большим разочарованием для них стала социалистическая Англия: здесь буквально была их либеральная мечта, бескровный социализм, где сила использовалась не для убийства, а только для конфискации, где отнимались не жизни, а только ее результаты – значение и будущее этих жизней; здесь была страна, которая не была убита, а выбрала покончить с собой. Большинство современных интеллектуалов, даже самые упрямые, поняли, что на самом деле значит социализм или любая форма политического и экономического коллективизма.
Сегодня их поверхностная защита коллективизма так же слаба, бесплодна и неуловима, как сомнительная защита капитализма консерваторами. Огонь и страсть ушли. И когда вы слышите, как либералы мямлят, что Россия не такая уж и социалистическая, или что это все вина Сталина, или что у социализма никогда не было реального шанса в Англии, или то, что они защищали, – это совсем другое, – знайте, что вы слышите голоса людей, потерявших опору, людей, сжавшихся до состояния слабой надежды, что «моя шайка каким-то образом смогла бы и лучше».
Тайный страх современных интеллектуалов, либералов и консерваторов, непризнанный ужас, лежащий в основе их тревожности, которую вся их иррациональность пытается отбросить и скрыть, – это невыраженное знание, что Советская Россия есть полное, настоящее, точное и согласованное воплощение морали альтруизма, что Сталин не подрывал великий идеал, что это единственный способ, каким альтруизм должен и когда-либо мог практиковаться. Если служение и самопожертвование – моральный идеал и если «эгоистичность» человеческой природы предотвращает прыжок в жертвенные печи, то нет никакой причины, которую мог бы назвать мистический моралист, почему диктатор не может толкать людей на острия копий для их собственного блага, или блага человечества, или блага потомков, или блага последней «пятилетки». Нет никакой причины, чтобы противостоять любому злодеянию. Ценность человеческой жизни? Его право на жизнь? Его право преследовать собственное счастье? Это понятия, относящиеся к индивидуализму и капитализму, антагонистам морали альтруизма.
Двадцать лет назад консерваторы были не уверены и уклончивы, морально обезоружены перед агрессивной моральной самоуверенностью либералов. Сегодня и те и другие безоружны перед агрессивностью коммунистов. Это больше не моральная агрессивность, а чистая агрессия убийцы, хотя разоружает современных интеллектуалов скрытое понимание, что убийца – это неизбежное и конечное следствие их любимой морали.
Я сказала, что вера и сила вытекают друг из друга, что мистицизм всегда ведет к грубой силе. Причина этого содержится в самой природе мистицизма. Разум – единственное объективное средство общения и понимания между людьми; когда люди взаимодействуют друг с другом посредством разума, реальность – их объективный стандарт и отправная точка. Но когда люди заявляют, что обладают сверхъестественными способами познания, никакое убеждение, общение и понимание невозможны. Почему мы убиваем диких животных в джунглях? Потому что нет другого способа взаимодействовать с ними. До такого же состояния доводит людей мистицизм, состояния, где в случае несогласия людям остается только физическое насилие. И даже больше: ни человек, ни мистическая элита не способны держать целое общество верным их произвольным утверждениям, приказам и прихотям без использования грубой силы. Любой, кто прибегает к формулировке «Это так, потому что я так сказал», рано или поздно будет вынужден достать оружие. Коммунисты, как и все материалисты, являются неомистиками: не имеет значения, в угоду чему отрицать разум – в угоду откровений или условных рефлексов. Исходная предпосылка и результаты остаются теми же.
Такова природа зла, которое современные интеллектуалы помогли выпустить в мир, и такова природа их вины.
Сейчас взгляните на состояние мира. Знаки и черты Средних веков проявляются снова и снова. Рабский труд, казни без суда, пыточные камеры, концентрационные лагеря, массовые убийства – все то, что капитализм XIX в. уничтожил в цивилизованном мире, – возвращаются правлением неомистиков.
Взгляните на состояние интеллектуальной жизни. В философии кульминация кантовской версии разума привела нас к ситуации, когда одни мнимые философы, забывая о существовании словарей и учебников грамматики, носятся с изучением таких вопросов, как «Что мы имеем в виду, когда говорим: “Кот на ковре”?»; когда другие заявляют, что существительные – это иллюзии, в то время как союзы «если… то», «но» и «или» обладают глубоким философским значением; когда третьи балуются с идеей «индекса запрещенных слов» и желанием поместить в этот список слова, цитирую: «субъект, сущность, разум, материя, реальность, предмет».
В психологии одна школа утверждает, что человек по своей природе – беспомощный, движимый виной и инстинктами робот, а другая – что это ложь, ведь нет научных фактов, доказывающих, что человек обладает сознанием.
В литературе человек представлен как безмозглый инвалид, живущий в мусорных баках. В искусстве люди объявляют, что они не рисуют объекты, а рисуют эмоции. В молодежных движениях (если их можно так назвать) участники привлекают к себе внимание, открыто говоря, что они – «битники».
