Сама по себе книга – воплощение Борисом Карлоффом
[31] монстра Франкенштейна: труп, начиненный гайками, болтами и винтами, взятыми с философских задворок (прагматизма, социального дарвинизма, позитивизма, аналитической философии), с гвоздями от Юма, кабелем от Рассела и клеем от The New York Post. Книга говорит, как и творение Карлоффа, голосом, собранным из нечленораздельных, жалобных стонов, направленных в сторону особой цели – «автономного человека».
«Автономный человек» – термин, употребляемый Скиннером для обозначения человеческого сознания во всех аспектах, которые отличают его от чувствующего уровня сознания животных, а именно: разум, мышление, ценности, понятия, мысли, суждения, воля, цель, память, независимость и самооценка. Они, утверждает он, не существуют; они – иллюзия, миф, «донаучный» предрассудок. Его термин включает все, что мы называем «внутренним миром человека», правда мистер Скиннер не позволяет себе так выражаться; когда ему нужно сделать отсылку к внутреннему миру человека, он говорит: «Под вашей кожей».
«Под своей кожей» человек очень податливый и полностью определяется окружающей средой (а также генетическим наследием, которое было определено окружающей средой его предков), говорит Скиннер. Контролируя среду, бихевиористы могут и должны контролировать внутренности человека. Если бы люди отказались от своей индивидуальности и присоединились к мистеру Скиннеру, провозглашая: «От звания человека мы счастливо избавились», то бихевиористы-технологи смогли бы создать новый вид и совершенный мир. Это тезис всей книги.
Ожидаемо, что подобное утверждение подкрепляется демонстрацией или определением методов, которыми технологи будут управлять этими неавтономными двуногими существами. Любопытно, что в книге этого нет. Не хочу льстить мистеру Скиннеру, но подумала, что, возможно, книга сама по себе должна была стать демонстрацией авторских методов.
Книга требует от своих читателей выполнения нескольких условий: а) быть расфокусированным, б) читать наскоро, в) сомневаться в себе, г) в случае, если столкнулись с невероятной глупостью, думать так: «Я не понимаю этого, но, должно быть, есть причины так утверждать».
Выполнение этих условий приведет читателя к тому, что он пропустит главные составляющие эпистемологического метода этой книги: 1) двусмысленности; 2) замены доказательств метафорами, а определений – примерами; 3) подмену тезиса и его дальнейшее опровержение; 4) упоминание определенного заявления как спорного, после чего следует две-три страницы пустой болтовни, потом еще одно упоминание этого заявления в манере, будто оно уже доказано; 5) постановка правильных вопросов (с целью показать, что автор о них знает) и с помощью уже указанной техники уход от ответа на них; 6) речевые излишки и загрузку сознания читателя чрезмерно распространенными рассуждениями о мелочах, затем вбрасывание огромного числа фактов без обсуждения, как если бы они были аксиомами; 7) авторитарный тон провозглашения догматических «истин», и чем более истина сомнительна, тем более авторитарна интонация; 8) краткий пересказ основной мысли в конце каждой главы, включающий будто бы уже доказанные утверждения, которые на самом деле отсутствуют в тексте главы.
Все это (и даже больше) выполнено отвратительно, неотесанно, неприкрыто, что оставляет книгу испещренной язвами противоречий, как кратеры на Луне. Более того, книга столь же безжизненна.
В романе «Атлант расправил плечи» я рассматривала два варианта мистицизма: мистиков духа и мистиков плоти, «те, кто верит в сознание без существования, и те, кто верит в существование без сознания. И те и другие требуют отказаться от разума, первые ради откровений, вторые ради рефлексов». Я говорила, что их цели похожи: «в материи – порабощение тела человека, в духе – разрушение его разума».
Мистер Скиннер – мистик плоти, настолько глубокий и совершенный, что кто-то может использовать его как героя романа: он похож на карикатуру.
В начале книги он требует от читателей веры. «В дальнейшем эти проблемы обсуждаются “с научной точки зрения”, но это не означает, что читателю потребуется знать детали научного анализа поведения. Простого объяснения будет вполне достаточно. …Примеры поведения, упоминаемые ниже, не предлагаются как “доказательства” нашего объяснения. Доказательства следует искать в фундаментальном анализе. Принципы, используемые для толкования примеров, обладают правдоподобием, которого не хватало бы принципам, полученным целиком из каузальных наблюдений»
[32].
Это означает, что доказательство теории мистера Скиннера недоступно обычному человеку, которому остается просто верить, заменяя логику «правдоподобностью»: если его «толкования» звучат правдоподобно, значит, у него есть обоснованные («некаузальные») причины излагать их. Это предлагается в качестве научной эпистемологии.
Необходимо отметить, что авторские толкования «научного анализа поведения» отрицаются многими экспертами, посвященными в тайны этих толкований, не только психиатрами и психологами разных школ, но и его коллегами-бихевиористами.
Чтобы укрыться от критики, Скиннер обращается к любимому мистиками «козлу отпущения», языку. «Текст будет часто казаться противоречивым. Английский, как и все другие, полон донаучных понятий… но эти проблемы важны и для неспециалистов и должны быть изложены в популярной манере»
[33]. Мистики духа обвиняют язык в «материалистичности»; мистер Скиннер обвиняет его в «менталистичности». Оба типа людей считают свои теории непередаваемыми с помощью языка.
Многие психологи завидуют престижу и достижениям физических наук, которые они пытаются не превзойти, а имитировать. Мистер Скиннер является таким прообразом: он страстно хочет быть признан как ученый и жалуется, что на пути такого признания стоит лишь «автономный человек» (с чем я, конечно, согласна). Скиннер презрительно указывает, что первобытные люди, не способные видеть различие между живыми существами и неодушевленными предметами, приписывали движения предметов сознанию богов или демонов и что наука не могла появиться до тех пор, пока такое понимание не исчезло. От имени науки Скиннер вызывающе переходит на другую сторону той же монеты: соглашаясь с тем, что сознание сверхъестественно, он напрочь не соглашается с существованием человеческого мышления.
Все человеческое поведение, утверждает он, это результат процесса под названием «оперантное обусловливание», и все функции, которые мы приписываем «автономному человеку», выполняются только одним фактором – «подкреплением». В свете всемогущества, приписываемого этому фактору на протяжении всей книги, пригодилось бы определение, но вот все, что у нас есть: «Когда за неким поведением следует определенное последствие, то такое поведение с большей вероятностью возникнет снова. Последствие, которое производит подобный эффект, называется подкрепляющим стимулом. Например, пища является подкрепляющим стимулом для голодного организма; любое действие организма, за которым следует получение пищи, с большей вероятностью повторится снова, когда он будет голоден. …Отрицательные подкрепляющие стимулы называются аверсивными в том смысле, что они представлены предметами, которых организмы “сторонятся”»
[34].
