Это тот социальный дарвинизм, о котором Герберт Спенсер не мог и мечтать. Наиболее близок к такому подходу был Адольф Гитлер, который «подкреплял» действия своих последователей, требуя жертв на благо немецкой Kultur.
Однако мистер Скиннер смотрит шире. Он выступает за «единую культуру для всего человечества», которую, как он признает, будет сложно объяснить жертвам. «Тем не менее мы можем указать на множество причин, по которым люди в наше время должны быть заинтересованы во благе всего человечества. Великие мировые проблемы носят глобальный характер. ‹…› Но указать на последствия недостаточно. Мы [кто?] должны организовать такие контингенции, при которых эти последствия будут действенными»
[68]. «Организующим контингенции» должно стать единое тоталитарное государство, служащее выживанию единой культуры, руководящее каждой клеткой человеческого мозга и каждым моментом его жизни.
Какие «великие проблемы» решит такое государство? Что это за «отдаленные возможные последствия», от которых мы должны быть спасены ценой отказа от свободы, достоинства, разума, мышления, ценностей и самооценки? Мистер Скиннер отвечает: «Перенаселенность, истощение ресурсов, загрязнение окружающей среды и угроза ядерного холокоста – вот не столь отдаленные возможные последствия нынешнего курса»
[69].
Если бы молния ударила в гору Синай в тот момент, когда на вершине появился Моисей со скрижалями в руках, утихомирив испуганную, отчаявшуюся толпу внизу, чтобы зачитать ей откровение божественной мудрости, а вместо этого прочитал бы второсортную статью из первой попавшейся газеты, то театральный, интеллектуальный и моральный эффект был бы таким же (только Моисей был менее претенциозен).
В последних главах книга мистера Скиннера совсем разваливается на части. «Вербальное поведение» автора становится настолько рассеянным, что звучит так, будто он исчерпал весь свой интерес к предмету. Запутавшийся в противоречиях, двусмысленностях и нелогичных выводах, он ходит по кругу, хватаясь за любую рационализацию, но не чтобы защитить свой тезис, а чтобы атаковать своих критиков, нанося слабые, незначительные удары и проецируя странный вид истаскавшейся, поверхностной, летаргической злобы, практически «рефлекторной». Он похож на человека, чем попало заполняющего пустые страницы, чтобы обойти все накопленные вопросы, или на человека, который не любит, когда его спрашивают.
Кто будет «проектировать» предлагаемую им единую культуру и станет правителями человечества? Автор расплывчато отвечает на этот вопрос: «Бихевиористы». Почему именно они подходят для такой работы? Они – ученые. Что такое наука? В книге нет ни одного определения, словно все термины – самоочевидные и мистически почитаемые аксиомы.
Поскольку человек, по мнению мистера Скиннера, биологически не способен представить временной промежуток в три месяца – от посадки семян до сбора урожая, то как проектировщики увидят направление и спланируют будущее глобальной культуры? Нет ответа. Что они за люди? Наиболее подходящий ответ таков: «те, кого культура побудила заботиться о ее выживании…»
[70]
Нет смысла спрашивать, как и через каких исполнителей культура (то есть поведение) обладающих куриными мозгами созданий сможет все это реализовать, поскольку здесь мы имеем дело с типичным требованием мистицизма: мистер Скиннер дает жрецам возможность «слышать голоса», не голос Бога или народа, а голос культуры, принуждающий их действовать. Но культура многих «принуждает» действовать, всех по-разному, включая и тех, кто рисует зловещие пророчества на скалах по обочинам дорог. Как проектировщики культуры (и все мы) узнают, что их голос – истинный голос культуры? Ответа нет. Предположим, что они это почувствуют.
Перейдем к изюминке основной двусмысленности этой книги. Мистер Скиннер акцентирует внимание читателей на том, что человечеству нужно «больше, никак не меньше, контроля»; в одном полемическом отрывке он цитирует своих критиков, спрашивающих о том, кто этот контроль должен осуществлять, и отвечает им следующее: «Отношение между контролером и контролируемым является взаимным. Ученый, изучающий поведение голубя в лаборатории, создает контингенции и наблюдает за их эффектами. Голубь находится под явным контролем оборудования, но нам не следует упускать из вида контроль, осуществляемый голубем. Поведение голубя определило конструкцию оборудования и те экспериментальные методики, в которых оно используется. Такой обоюдный контроль в определенной степени характерен для всей науки. [Здесь я опущу одно предложение, которое является безмозглым и неправильным употреблением знаменитой фразы.] Ученый, создающий циклотрон, находится под контролем элементарных частиц, которые он изучает. Поведение, с помощью которого родитель контролирует своего ребенка, – либо наказанием, либо положительным подкреплением, – формируется и поддерживается ответными реакциями ребенка. Психотерапевт изменяет поведение своего пациента теми способами, которые были сформированы и поддерживаются успехом в изменении поведения. Государство и религия устанавливают и применяют санкции, отобранные по их эффективности в контроле над гражданином и верующим. Работодатель стимулирует своих сотрудников к усердной и старательной работе при помощи систем заработной платы, выбранных на основании их воздействия на поведение. Поведение учителя в школьном классе формируется и поддерживается теми воздействиями, которые оно оказывает на учеников. В самом прямом смысле слова: раб контролирует надсмотрщика, ребенок – родителя, пациент – терапевта, гражданин – государство, верующий – священника, работник – работодателя, а ученик – учителя»
[71].
К этому я добавлю всего один пример: жертва контролирует палача, ведь если жертва громко реагирует на пытку, то именно ее палач и выберет.
Указанной цитаты достаточно, чтобы донести интеллектуальную позицию книги, логику ее аргументов и обоснованность ее тезиса.
Если судить о цели книги, то я бы не сказала, что установление диктатуры является выражением личных амбиций мистера Скиннера. Если бы это было так, он бы поступил умнее. Кажется, его цель в следующем: 1) расчистить путь к диктатуре, уничтожив ее врагов; 2) посмотреть, как много ему сойдет с рук.
Движущая сила книги – ненависть к разуму человека и его добродетелям (со всем, что они за собой влекут: смыслом, достижениями, независимостью, наслаждением, гордостью, чувством собственного достоинства); это настолько сильная и всепожирающая ненависть, что она сжирает саму себя, и то, что мы читаем, лишь серый пепел со слабыми и гадкими непристойностями (такими, как само название книги), с последними догорающими угольками. Разрушить «автономного человека», ударить по нему, столкнуть, проткнуть, заколоть, а если ничего не получится, то хотя бы плюнуть в его сторону, – в этом, видимо, и состоит цель книги, и таковы же ее долгосрочные культурные последствия, о чем автор совершенно не задумывается.
