Обзор в Psychotherapy & Social Science Review за январь 1972 г. более крупнокалиберный. Он подрывает многие утверждения мистера Скиннера, компетентно и успешно, а затем подрывает сам себя высказываниями о своей же точке зрения: «Но то, что в индивидуальном плане является борьбой между нарциссизмом и любовью к объекту, между снисхождением к себе и любовью других, в общественном плане становится борьбой между анархией и чрезмерным контролем. Сложно понять, какой должна быть мера». Автор упоминает «превратности личного и социального суперэго» и «медленно накапливающееся доказательство того, что человеку всегда придется бороться со своей двойственной и решительной природой» (которая состоит в способности думать и чувствовать). Он заключает: «Пройти последний путь, попытаться превратить чистый инстинкт в чистый разум – значит взглянуть в лицо противоречивой природе человека…» (это значит, что мистер Скиннер – защитник и представитель чистого разума). Вот еще: «Возможно, способность сталкиваться с неразрешимыми дилеммами и болезненными парадоксами, не впадая в бессилие или манию величия, – значит заслужить называться достойным». Если бихевиоризм через мистера Скиннера заявляет: «Я смогу решить все (каким-то образом)», а его соперник, фрейдизм, советует: «Сдайся неразрешимым дилеммам», то бихевиоризм выигрывает.
Обзор в журнале The Atlantic за октябрь 1971 г. – особая смесь. Автор обзора (обоснованно) критикует мистера Скиннера за его «любовь к власти над другими». Он нападает на него в очень важном вопросе: уничтожении языка и, следовательно, суждения. Но обратите внимание на следующее утверждение: «Давайте будем честны: идеализм [?] Скиннера движется не по направлению к возвышенной глупости мистицизма [?!]. Это больше похоже на общества из романа “1984” и их новояз, на атрофию сознания через увядание языка». В своем лучшем отрывке автор обзора утверждает, что «сущая правда природного детерминизма – одна из наиболее серьезных угроз человеческому выживанию. Уничтожая чувство ответственности, он дает людям право сбрасывать вину с себя на систему. Он предоставляет оправдание зверству за зверством и подчинению за подчинением. Он работает на увеличение зла в мире». Это явно так. Хотя несколькими абзацами ранее автор пишет: «Детерминизм может быть правдой, неправдой или обладать обеими характеристиками. Но чем бы он ни был, если он используется по типу Скиннера, то конец сознательной жизни объявлен». Как еще может «использоваться» детерминизм? Если человек не может себя контролировать, как он может быть за что-то ответственен? И если какая-то идея может быть «правдой, неправдой или обладать обеими характеристиками» (в то же самое время и в том же самом отношении), о какой сознательной жизни вообще может идти речь?
Тайна позиции автора обзора раскрывается в его последних строчках: «Скиннер верит, что мы выживем, если допустим сильное упрощение жизни. Под этим он имеет в виду (должен, по крайней мере) атрофию сознания. Он считает, что погруженные в себя, себе на уме, сомневающиеся в себе, мучающие себя, потакающие своим прихотям, мятежные, многословные люди не могут быть работоспособными. Он уверен, что может устроить все так, чтобы таких людей стало меньше. Неужели он не понимает, что только глупые гуси несут золотые яйца?» Это значит, что мистер Скиннер символизирует разум, порядок и эффективность, но при этом только движимые эмоциями, противоречиями, признающие собственную вину и собственную глупость люди наполняют жизнь ценностью и смыслом.
Обзор в выпуске The New Leader от 10 января 1972 г. более яростный и открытый. Там утверждается: «“Разумный человек, говорил Шоу, пытается адаптироваться к миру” (явно бихевиористский подход), “а неразумный пытается подчинить мир себе. Следовательно, мир держится на неразумном человеке”». И вот: «Бихевиоризм, слава богу, все еще наука, а не технология». И вот: «История не меньше, чем бихевиористские эксперименты, доказывает, что человек обладает врожденным эгоизмом. Манипуляция человеком недопустима не потому, что он благородное существо, а как раз потому, что он таковым не является. Власть имущие всегда использовали благородство для достижения своих целей, и нет причины полагать, что их эгоистическая озабоченность исчезнет». (Предположительно, это означает, что все будет в порядке при тоталитарном контроле и манипуляции благородных, направленных на таких же самоотверженных и бескорыстных.)
Еще есть серия небольших обзоров, которые либо повторяют уже сказанное, либо ничего не говорят, слабо возражают, аккуратно бьют мимо цели и не берут на себя никакой ответственности. Один такой обзор попал в Science News от 7 августа 1971 г. Кажется, что он написан подростком, провозглашающим выдающиеся мысли. Новая книга мистера Скиннера, пишет автор, станет одной из самых важных книг XX в. «не только потому, что является изложением бихевиористского подхода к психологии в Гарвардском университете, но и потому, что выходит за пределы психологии в философию. И потому, что философия доктора Скиннера может оскорбить многих людей». Далее эксперт говорит, что «доктор Скиннер аргументирует факты логично и рационально…».
После такого становится огромным облегчением прочесть эссе в The New York Review of Books от 30 декабря 1971 г. под названием «Дело против Берреса Скиннера». Эссе не примирительно и не сентиментально. Оно яркое и мощное. Это поистине подрывная работа. Она разрушает научные амбиции Скиннера, и именно в этом состоит защита науки.
«Его [Скиннера] домыслы лишены научного обоснования и не содержат никаких общих черт будущей науки о человеческом поведении». В отношении заявлений Скиннера: «Утверждения… должны быть оценены согласно предоставленным доказательствам. В данном случае оценить их очень просто, так как не представлено никаких доказательств. ‹…› Фактически вопрос о доказательствах вообще не стоит, поскольку все утверждения превращаются в пыль и бессвязность еще в процессе анализа».
Автор обзора использует лучшую тактику при столкновении с ложной теорией: он воспринимает ее буквально. «Если тезис Скиннера неверен, тогда нет никакого смысла в написании или чтении книги. Но и если тезис верен, то ни писать, ни читать эту книгу смысла нет, так как здесь один-единственный довод – изменить поведение, а поведение, согласно тезису, полностью контролируется процедурой подкреплений. Значит, книга сможет изменить поведение, только если она – подкрепление, то есть если чтение книги увеличит вероятность поведения, которое привело к чтению книги (учитывая соответствующее состояние депривации). На этом этапе все сводится к нечленораздельности».
В этом обзоре есть много замечательных отрывков. Но его автор – Ноам Хомский, который в философском плане является картезианским лингвистом, защищающим теорию, что мыслительные процессы человека определяются врожденными идеями, и который в политическом плане принадлежит к «новым левым».
Далее я кратко остановлюсь на двух значимых обзорах в The New York Times. Но картина культурного вырождения ясна. Не осталось защитников разума в стране, которая была создана не по исторической случайности, а по философскому замыслу. Не осталось защитников свободы в том, что называлось единственной моральной социальной системой на земле. Не осталось защитников мышления в величайшей научно-технологической цивилизации. Все, что осталось, – это схватки между мистиками духа и мистиками плоти, между людьми, ведомыми своими чувствами, и людьми, руководствующимися своими рефлексами.
