В конце 1980-х – начале 1990-х Эрик Дж. Чейсон занимал должность старшего научного сотрудника и директора образовательных программ в хаббловском «мозговом центре» – Научно-исследовательском институте Космического телескопа в Балтиморе. Непосредственно под написанным им же предисловием к его вышедшей в 1994 году книге «Звездные войны Хаббла» (The Hubble Wars) находится примечание, которое выглядит настоящим формальным дисклеймером:
Ни в одной части этой книги не разглашается составляющий государственную тайну и содержащий оборонные секреты материал, ранее не публиковавшийся в открытой печати. Мною приняты все меры предосторожности, чтобы не раскрыть ни разведывательных данных, неизвестных широкой публике, ни особых возможностей какого-либо секретного проекта
.
Так прямо с порога читателя предупреждают о существовании неразглашаемых и внешне незаметных военных аспектов замечательного достижения человеческого гения, инструмента, который большинству людей во всем мире известен только как портал, ведущий к чудесам космоса. Но как только Чейсон вскрывает связь между космическим телескопом Хаббла и одним из спутников-шпионов сверхсекретной серии KEYHOLE, тут же становится ясно, для чего ему пришлось добавить свой дисклеймер. Спустя пару десятилетий ему уже не понадобится быть столь осторожным, так как этот конкретный спутник KEYHOLE в 2011 году был рассекречен и однажды даже на целый день выставлен на всеобщее обозрение в Смитсоновском национальном музее воздухоплавания и астронавтики.
Когда военная программа получает гриф «секретно» или «совершенно секретно», запрещено даже упоминать о ее существовании или кодовом названии. Согласно секретной служебной записке 1964 года название KEYHOLE («Замочная скважина») присвоено «продукту, полученному в результате разведывательных операций США, осуществляемых со спутников». Капсулы с отснятыми фотопленками, сбрасываемые на Землю, были главным, но не единственным продуктом работы спутника; другим являлись данные радиотехнической разведки (SIGINT), полученные на основе мониторинга и перехвата радарной и электронной связи. Сейчас тем же названием KEYHOLE обозначают всю систему камер, используемую разведывательными спутниками, или, в еще более общем виде, сами спутники. Переходя на следующий уровень запутывания следов, можно вспомнить, что первые спутники системы KEYHOLE были частью программы CORONA, курировавшейся ЦРУ.
Теперь уже можно открыто сказать, что спутником серии KEYHOLE, на который косвенно намекал Чейсон, был громадный и неуклюжий, длиной целых 60 футов КН-9 HEXAGON. Национальное управление военнокосмической разведки, само существование которого было засекречено на протяжении тридцати лет, до 1992 года, между 1971 и 1986 годами запустило двадцать таких спутников. Несколько раз уже писали, что КН-9 по размеру был как школьный автобус или чуть побольше. То же самое говорят и о «Хаббле», хотя на деле «Хаббл» немного короче и легче, чем КН-9. Еще до его рассекречивания в 2011 году то тут, то там в печати проскальзывали упоминания о том, что КН-9 (он же «Большая птичка», Big Bird) выглядел копией «Хаббла».
Это не совпадение. По длине каждый из них отлично помещался в грузовом отсеке сейчас уже отлетавшего свое «космического челнока» или в верхней части тяжелой ракеты-носителя класса «Титан». Каждый из «автобусов» был снабжен длинными узкими панелями солнечных батарей, торчащих под углом над их корпусами. Самым большим различием между ними было то, что «Хаббл» сфокусировался «на бесконечности» и делал длительные экспозиции крайне слабых и удаленных объектов, тогда как КН-9 с короткими выдержками снимал то, что находилось на расстоянии от ста до двухсот миль от него на земной поверхности. Когда «Хаббл» все же наводится на Землю (что ему время от времени приходится делать в процессе калибровки камер телескопа), он регистрирует только какие-то расплывчатые пятна и кляксы, так как не может сфокусироваться на столь близких объектах. А когда на Землю (в основном на Советский Союз) наводились камера для прецизионной аэрофотосъемки и двойная вращающаяся камера панорамных снимков КН-9. они фиксировали ракетные пусковые шахты, судостроительные верфи, аэродромы, ракетные испытательные полигоны, базы подводных лодок, даже строящиеся межконтинентальные баллистические ракеты, и все это с разрешением в два фута и с горизонтальным размером поля более четырехсот миль. Вдобавок на «Хаббле» нет запаса горючего, на борту КН-9 его было вдоволь для того, чтобы можно было менять курс и по многу раз пролетать над особо интересными местами.
Вскоре после запуска «Хаббла» на нем начался так называемый джиттер – вибрации, достаточно сильные, чтобы поставить под угрозу возможность делать длинные устойчивые экспозиции, необходимые для научных исследований. Требовались срочные меры (и они вскоре были приняты). Совершая вокруг Земли один оборот за каждые 96 минут, «Хаббл» вздрагивал каждый раз, когда после 48 минут «орбитального дня» (ослепительного солнечного света) входил в «орбитальную ночь» (полную темноту) или, наоборот, выходил из ночи в день. Тридцать раз на протяжении каждых земных суток «Хаббл» дергался, вибрировал и трясся, когда ничем не экранируемый жар от вновь появившегося Солнца увеличивал температуру некоторых частей телескопа более чем на 100 °C за 90 секунд. Затем, когда всего через 45 минут Солнце исчезало из виду, телескоп быстро остывал. Результат? «Хаббл» не мог удерживать объект в центре поля больше десяти минут кряду.
Главным виновником происходящего был не сам телескоп, обмотанный теплоотражающей майларовой пленкой. Дело было в паре больших солнечных батарей. Далеко выступающие над корпусом, закрепленные только в своей центральной части, обрамленные стержнями из нержавеющей стали и размещенные не в центре масс спутника, они свободно гнулись и трепетали. Встроенный в корпус «Хаббла» компенсатор – «поплавок», который сдвигается в направлении, противоположном смещению всей батареи, – не мог полностью компенсировать злосчастное свойство нержавеющей стали коробиться под влиянием внезапного изменения температуры. Как только солнечный свет заливал батарею, обращенная к нему сторона стержней нагревалась примерно на 50 °C, тогда как температура теневой стороны оставалась прежней: около -80 °C. Каждая батарея, по словам Чейсона, превращалась в гигантский банан или изогнутый сорокафутовый лук.
Как человек, привычный к общению с прессой, с Белым домом и вообще всеми, кто хотел получить реальную научную информацию о положении «Хаббла», Чейсон, по-видимому, знал, как давать уклончивые и в то же время аккуратные ответы и как сохранять необходимую осторожность в публичных высказываниях. Вскоре после того, как выявили вибрации, но прежде, чем установили их причину, его пригласили на закрытую встречу с несколькими десятками офицеров военной разведки. Встреча была секретной, и ее планировали провести в охраняемом месте. Вот как Чейсон говорит о том, что произошло:
Когда я рассказал о загадочной вибрации, с которой мы столкнулись на «Хаббле», я был поражен: многие понимающе качали головами. Внезапно я почувствовал, как меня охватила ярость. Мне хотелось заорать: «Черт побери, если вы все знали, почему же вы нам не сказали об этом?!» Было очевидно, что эти люди – а некоторые из них занимали ключевые посты в программе Keyhole – сталкивались с этой проблемой уже много лет назад. <…>
