— Мы вылетаем сегодня в четыре часа, — говорил
Потапов. И в этот момент в комнате появился Дронго. Все посмотрели на него.
— Где вы были? — недовольно спросил генерал.
— Я знаю, как убили консула, — ответил
Дронго, — и все обстоит гораздо хуже, чем вы думаете.
Прокурор достал платок и в наступившей тишине громко
высморкался.
Низаметдинов и Валидов переглянулись. Мамедханов нахмурился.
Он не мог поверить, что этот странный эксперт действительно сумел так быстро во
всем разобраться.
Глава 22
Они ждали своего рейса в аэропорту Внуково, обмениваясь лишь
быстрыми взглядами. Все сидели в разных местах, словно были незнакомы друг с
другом.
Миленкин любезничал с какой-то девушкой. Артем дремал на
скамейке, ни на кого не обращая внимания. Валерий Измайлов читал газету.
Серебряков нервно ходил по залу в ожидании разрешения на посадку. Только
Высоченко сидел, глядя перед собой, словно размышлял над состоявшимся вчера
ночью разговором. Когда наконец объявили о посадке, Серебряков подошел
полковнику.
— Я нервничаю, — сказал он, — как там Оля
будет одна. Мы ей даже хлеба не оставили.
— У нее осталась мука, — строго ответил
Высоченко, — а продуктов, которые есть дома, хватит ей на две недели как
минимум. Я же объяснил, что ей нельзя выходить из дома.
— С тобой невозможно разговаривать, — раздраженно
заявил Серебряков, отходя в сторону.
Когда сдавали чемоданы в багажное отделение, полковник
внимательно смотрел, как Миленкин и Артем сдают два чемодана с деньгами. Все
прошло спокойно, правда, в последний момент кто-то из персонала спросил:
— Что у вас в чемодане?
— Книги, — спокойно ответил Миленкин. На
внутренних рейсах никогда не бывало таможенников, и на этом строился расчет
полковника. Чемоданы были благополучно приняты, и они отправились на
предполетный контроль. Разумеется, оружия ни у кого из них не было. Все прошли
в самолет. Места Серебрякова и Высоченко оказались рядом, что совсем не
понравилось полковнику. Остальные трое боевиков оказались в разных местах
самолета. Высоченко пришлось во все время полета слушать жалобы Серебрякова,
пока наконец ему это не надоело.
— Хватит, — жестко сказал он, — еще одно
слово — и я тебя удавлю. Я же тебе объяснил, что Оля должна сидеть дома, иначе
все кончится для нее плохо.
Неужели не ясно? А теперь заткнись и больше ни слова!
В Минводах их встречали. Двое боевиков приняли чемоданы и
провели прибывших к машинам. Высоченко сел в первую вместе с Серебряковым.
— Добрый день, — весело сказал сидевший в машине
рядом с водителем мужчина с обритой наголо головой. Это и был Казбек.
— Здравствуй, — кивнул Высоченко.
— Деньги привезли? — спросил Казбек.
— Привезли. Больше миллиона долларов.
— Вах! Как здорово! — улыбнулся Казбек. —
Тогда на все хватит. И оружие купим, и машины, и технику.
— Ты убежден, что самолет все еще там?
— Конечно, убежден. Его занесло песком и снегом, но он
там. Мои братья все время смотрят, чтобы там никто не появился.
— Почему его до сих пор не нашли?
— В тот день был очень сильный снегопад. Они могли
ошибиться, не правильно просчитав место падения самолета. А потом ветер завалил
все снегом и песком.
— И его не могут до сих пор найти? — подозрительно
нахмурился Высоченко. — Не нравится мне все это. Очень не нравится.
— Ребята уже готовы, — пожал плечами
Казбек, — все ждут вашего сигнала.
Можем сразу же выехать. Как только заплатим, нам дадут
машины и оружие. Там такое оружие привезли, что вы все удивитесь. За деньги можно
достать все что угодно.
— Сколько они хотят?
— Четыреста тысяч. Но там есть и пулеметы, и гранаты.
Покупаем большую партию, поэтому нам делают большую скидку.
— Где находится товар?
— В тридцати километрах отсюда. Мы поедем на джипах.
— Они надежные люди? Не подведут?
— О чем говоришь? — даже испугался Казбек — разве
с такими делами на Кавказе шутят? Если они подведут, то они конченые люди. У
нас нельзя обманывать в таких вопросах. Здесь все про всех знают.
— Ясно. А машины как?
— Их приготовят в другом месте. Нам нужны грузовики и
джипы. Еще сто тысяч, и прямо сегодня можем забирать машины.
— Форма?
— С этим вообще нет проблем, — засмеялся
Казбек, — любую форму найдем, и почти даром. Но если будем ехать через
Чечню или Ингушетию, форму надевать нельзя. Там военных не очень любят. Сами
понимаете, трудно будет проехать.
— Что ты советуешь?
— Надо ехать в объезд. Правда, два дня потеряем.
— Нет, — решительно возразил полковник, — у
нас нет времени.
— Ты хочешь ехать через Чечню? — не поверил своим
ушам Казбек.
— Конечно. Иначе мы не успеем. У нас мало времени.
Кроме нас, о самолете знают и другие, — зло сказал Высоченко, взглянув на
Серебрякова. Тот молчал, понимая, что лучше помалкивать.
— У нас нет времени, — повторил полковник.
— Плохо, — с сожалением сказал Казбек, —
очень плохо. Нельзя было про самолет говорить. Нельзя было, чтобы кто-то узнал.
Теперь придется через Чечню ехать. Это очень плохо. У вас в основном все
русские. Как мы их спрячем, как объясним, зачем едем? Еще подумают, что из ФСБ
или провокаторы какие-нибудь, и всех нас перестреляют.
— Что ты предлагаешь? — спросил полковник.
— Только в объезд, — вздохнул Казбек, —
другой дороги нет.
— Поедем через Чечню, — упрямо сказал Высоченко.
— Послушай, дорогой, — повернулся к нему всем
телом Казбек, — ты, видимо, себе смерти ищешь. Жить не хочешь, да? А мне
еще хочется жить. Меня вместе с вами расстреляют. Почему я должен идти с тобой
на верную смерть? Нет.
Если ты хочешь, ты сам оттуда и поедешь. Один, без нас. А мы
поедем в обход.
— Сначала нужно взять оружие и машины, — сказал
Высоченко, — потом решим окончательно. Если есть хотя бы один шанс, нужно
прорываться.
— Нету шанса ни одного, — загремел Казбек, —
это тебе не кино!
Пострелял — проехал. Даже одно селение не проедешь. Миномет
поставят и шарахнут по нашей колонне. Ты знаешь, что такое миномет.
— Не ори, — тихо сказал полковник, резко задрав
джемпер вместе с рубашкой. На его теле были видны шрамы от осколочных
ранений. — Видишь? — спросил Высоченко. — Я знаю, что такое
миномет. И знаю, как бывает больно, когда из него в тебя попадают. Но именно
поэтому мы должны прорываться там, где нас никто не будет ждать. Иначе нас
могут перехватить в пути. Или еще хуже — пойти за нами к этому самолету.
