Тамара снова достала платок из кармана кофты. Опять теребит его пальцами. Её глаза наполняются слезами. По щекам текут крупные капли.
— Я дочь схоронила. Мать. Переехали вот после этого с сыном в старый дом мамы. Не могу там, где Алинки моей не стало. Сын здесь недалеко охранником устроился. А я…
Лично я уже пожалел, что вообще затронул эту тему. Ещё несколько минут слушаю сбивчивый рассказ про суд над четырьмя уродами. При этом она уже совершенно ничего не говорит о подруге дочери. Зато вспоминает о своем сыне. Каким слабым и болезненным ребёнком он всегда был. Что у них разница в возрасте с этой Алиной в пятнадцать лет. И все надежды на дочку всегда были. А тут такое.
Слушаю это всё, а самому теперь и уйти неловко и оставить её в таком состоянии. Хорошо что, когда я уже решил грубо прервать женщину и убраться отсюда, выставив себя бесчувственным тупым ментом, потому что мне ещё к Митрофановым зайти надо а время уже довольно позднее, в дверях комнаты появился её сын.
На вид лет тридцать. На голову ниже меня ростом. Но вид у него какой-то замызганный. Неопрятный. Как и у всего дома. Волосы эти короткие. Грязная жирная прядь спадает на лоб. Щетина опять же. Я и сам в последнее время немногим лучше выгляжу. Но их, наверное, можно понять.
Даже нужно, скорее всего. Но я все равно достал из нагрудного кармана распечатанную фотографию Аньки. Протянул Прохорову. Их фамилию ещё подруга его матери, та самая с лавки, упоминала.
— Это оперативник местный, — говорит ему мать. — Девчонку какую-то разыскивают.
У мужика этого, как только услышал кем я работаю, сразу глаза забегали. Но так часто бывает. Потому как каждый сразу вспоминает свои мелкие проступки, за которые можно было бы привлечь. Людей, которым нечего скрывать и бояться редко встретишь. В основном все любят приврать и что-то утаивают. Вот и этому похоже, есть что.
Смотрю как он руки трет какой-то тряпкой, хотя они у него и так кажутся стерильно чистыми, что странно. Дом запущен, сам неухоженный. И при этом у него даже грязи под ногтями нет. И глаза почему-то бегают. С первой секунды, как его увидел этот тип показался мне подозрительным. Только подозрения ведь именно к этому делу не пришьёшь. Хотя и пытаюсь не убивать в себе надежду, что нет пока никакого дела. Что ещё найдётся девчонка. Но всё равно спросил о пропавшей. Свел брови к переносице, потому что мужик стоит и молчит, просто глядя на распечатку. Так что его мать поднялась со стула и, надев очки, лежавшие на столе, к нам подошла. Пригляделась и тут же поморщилась. Видно, в первый раз даже не рассматривала толком девушку на снимке. Вместо неё ведь соседка отвечала.
— Ужас как на Наташку похожа. Глаза эти. Сволочные! Уберите, — отталкивает мою руку с брезгливым, полным отвращения и ненависти выражением лица. — Терпеть теперь не могу этих голубоглазых! — тут же резко перевела взгляд на сына и удостоила его тычком под ребра. — Ну что ты молчишь, олух?! Не было его тогда, — повернулась ко мне и уверенно заявила. — Всю ночь тогда на работе был! Не мог он видеть эту вашу…! Просто на эту стерву похожа вот он и размяк. Вы его простите. А девочку вашу парень какой-то окликнул. С ним она ушла.
Какой ещё парень? Спросил вслух, а Прохорова махнула рукой.
— Так живет здесь недалеко. Митрофановой сынок вроде бы. Вам же уже говорила Викторовна.
Намекает на свою соседку, с которой я её и увидел сегодня. И показывает в направлении дома Анькиного жениха. Всё-таки действительно соврала что ли его мать, что его в городе в тот день не было?
Ещё минут пять Прохорова всем своим видом показывает, что эта их трагедия основательно перевернула их привычный уклад жизни. Что у них не всегда всё так было, и сейчас их лучше оставить в покое. А мне в голову хоть и закрались кое-какие мысли и сомнения, но всё равно отмел их пока. Да, парень мог обмануть мать по поводу своей работы. Лерка своей тоже врала, чтобы та переживала меньше. Вон и этот захлопотал сразу вокруг своей родительницы пытаясь ей угодить, пока она со мной говорила.
— Мам, я воды принесу, — перевёл взгляд с его матери на него. Странный он какой-то. Немного не в себе. Или мне кажется? Женщина лишь махнула ему рукой.
— Я принесла уже, — открыла было рот, чтобы досказать мне что-то про Митрофанова и Аньку, как её сын опять вклинился в наш разговор.
— Тогда чайник поставлю. Печенье принёс твое любимое…
Его мать с раздражением морщится. Машет ему чтобы отделаться от него.
— Ну неси своей печенье!
Я не очень понял с чего бы это он у неё так оживился вдруг, но по словам Прохоровой он у неё ещё тот дурачок. Она в целом не очень хорошо о сыне отзывалась. Но домой он приехал на убитой девятке, да и охранником опять же работает в местном магазине.
Пожал плечами из-за этой сыновьей любви. Хоть и видно, что мамаша дочку больше любила, а к сыну с пренебрежением даже сейчас относится, но что это мне дает? На кой мне эти высокие отношения? И что мне с того, что тридцатилетний олух, как мать его назвала, пытается какими-то мелочами внимание или любовь матери завоевать? Свои выводы пока оставил при себе. Всё проверять надо. Не будешь же людей просто так тревожить, когда у них и так в жизни творится какая-то хрень.
Но в любом случае решил, что мне здесь сейчас больше делать нечего. Оставил мать на сына. Распрощался с этим мужиком на крыльце и сунулся к Митрофановым. Стараюсь не думать о том, каким взглядом в итоге проводил меня их сосед. Вообще не понравился мне этот Прохоров. Но он здесь всего ничего, по словам его матери. Они недавно переехали. А вот то что мать Митрофанова про своего сына неправду сказала уже наводит на нехорошую мысль.
Так и не удостоившись от Прохоровых даже глотка воды вышел на улицу.
В метрах четырехстах отсюда, одноэтажный дом Митрофановых. Подавил тяжелый вздох, но отправился к нему.
Открыл калитку и пройдя к деревянной двери постучался уже в кирпичный дом. Добротный. В окне при моем появлении колыхнулась занавеска, а через минуты две появилась и сама хозяйка дома. Открыла мне дверь, но осталась на пороге дома, не пропуская вперед.
— Что же это вы обманываете меня? — начал я, напирая на неё, чтобы не смела врать, как в прошлый раз. — Говорите, что сына вашего в тот день не было. А его с Анной Мещеряковой после первой половины дня на вашей же улице видели.
Женщина переменилась в лице, сменив свой показушно благожелательный по отношению ко мне настрой, с которым встречала меня ещё днём, на нечто совсем другое. Ощетинилась сразу, повысив на меня голос.
— Мой Алеша в областном центре учится! Отстаньте от мальчика! — быстро затараторила мне про своего восемнадцатилетнего здорового лба. — Анька ваша без него тут хвостом крутила. Устала смотреть уже на эту вертихвостку! Да они виделись в тот день! Прихожу с работы, а они тут вдвоем в кровати! Конечно я ей всё высказала! Выгнала её тогда! Лёша ещё выбежал на дорогу за этой. Так она его обозвала маменькиным сынком. Конечно он обиделся. Даже провожать не стал. Вот какой он маменькин сынок?! Он что виноват, что эта кобыла на два года старше ещё и смеет ему что-то высказывать?!
