«Певцы и музыканты подлежат исключительно моему отбору, так же, как и прочие относящиеся к театру предметы, которые я лично определяю и оплачиваю».
По поводу каких-то возражений со стороны графа он написал ему следующее:
«Вы поступили бы намного умнее, если бы делали то, что я вам приказываю, а не усваивали привычку рассуждать, чего я совершенно не переношу».
Фридрих лично прослушивал всех певцов и назначал итальянским звездам колоссальные жалованья – в отличие от более чем скромных заработков немецких музыкантов, которых король держал в черном теле. Антонио Убери получал более 2000 талеров в год, Феличе Салимбени и Джованни Карестини – вдвое больше, а Джованна Аструа – более 6000 талеров. Любопытна история одной из выдающихся певиц-сопрано XVIII века, немки со сценическим псевдонимом Ла Мара – в миру урожденной Гертруды-Элизабет Шмелинг (1749–1833). Короля с трудом уломали прослушать ее, ибо Фридрих сначала презрительно заявил:
– Немецкая певица? С таким же успехом я мог бы ожидать получить наслаждение от ржания моей кобылы! Да у нее наверняка немецкий акцент! – Тут следует упомянуть, что в ту пору либретто всех опер, независимо от национальности композитора, писалось на итальянском языке, языке страны, породившей этот замечательный жанр искусства. Когда Шмелинг все-таки удостоили прослушивания, король сидел на софе рядом с генералом, окруженный тремя итальянскими гончими, которые немедленно подняли вой, – они были обучены проявлять таким образом свое недовольство при виде женщины.
Ла Мара удостоилась чести получить ангажемент, но вскоре в полной мере испытала на себе крутой нрав короля. В 1774 году она получила чрезвычайно выгодное предложение на гастроли в Лондоне: 1200 гиней за 12 вечерних выступлений, 200 гиней на дорожные расходы и концерт-бенефис. Фридрих сначала милостиво разрешил певице уехать, хотя и поставил условием, что в качестве гарантии ее возвращения в Берлине остается муж певицы. Однако в последний момент король передумал. Супруги решили бежать, чтобы не сорвать выполнение контракта, но были перехвачены у городских ворот, причем мужа упекли на 10 недель за решетку. Это было не первое заключение под стражу – его сажали в тюрьму и ранее за письменную жалобу, что жену заставляют петь арию, которая ей не нравится. Певице же пришлось эту неприятную арию исполнить.
В 1780 году Ла Мара заболела, но Фридрих не дал своего разрешения на ее поездку на лечение на воды в Богемии (надо полагать, где-то в районе Карловых Вар). Подобного рабского положения певица стерпеть не могла: «Мне пришлось похоронить свою славу и счастье у Фридриха, а теперь – также и свое здоровье». На сей раз более тщательно подготовленный побег супругам удался, о чем она с наслаждением повествовала в своих мемуарах. «Великолепное утро встретило мое пробуждение, перед домом расстилался зеленый лужок, я велела принести туда стол для чаепития и почувствовала себя совершенно счастливой. О, свобода!»
Балет в ту пору играл в музыкальном театре подчиненную роль, ибо постановка полноценных чисто балетных спектаклей с сюжетом не практиковалась. Обычно это были вставные сцены танцев в опере или драматическом спектакле, которые так и назывались «дивертисмент»
[21]. Поэтому балетная труппа была невелика: балетмейстер, три солиста и дюжина танцоров кордебалета. Следует отметить, что в 1748 году в кордебалете служил Жан-Жорж Новерр (1727–1810), будущий реформатор и теоретик балета. Совершенно в духе Просвещения он выступал против пышных, виртуозных, лишенных объединяющей идеи танцевальных представлений и ратовал за создание сюжетного балетного спектакля.
Король нередко лично присутствовал на балетных репетициях и давал указания, какой танец следует укоротить или изменить. Ни один контракт не заключался без оценки способностей танцовщика лично монархом, он же сам и назначал жалованье, по большей части весьма и весьма скромное. Когда танцовщик Трэнкор обратился к нему с просьбой о прибавке жалованья, король наложил на его прошение следующую резолюцию: «Нахожу, что у этого артиста нет ни малейшего таланта; немедленно уволить его и дать денег на дорогу!» После этого Фридрих потребовал, чтобы и балетную труппу украшали признанные звезды. В 1742 году были приглашены балетмейстер Пуатье, сестры-танцовщицы Барб (которую ласково именовали Бабетта, 1722–1771) и Марианна (1723–?) Кошуа, а также мадмуазель Ролан. Последняя была любимицей завсегдатаев парижского театра «Итальянская комедия», за прекрасное телосложение ее прозвали «Венера Медицейская». Тем не менее особой любовью короля пользовалась Марианна Кошуа, которую он сравнивал с музой танца Терпсихорой. Благосклонность короля к сестрам Кошуа была столь велика, что он позволил им проживать во дворце Шарлоттенбург. Солисты с большим успехом исполнили несколько танцев и па-де-труа в опере «Антоний и Клеопатра» на открытии театра. Однако оказалось, что берлинская сцена слишком велика для такой небольшой труппы, поскольку на ней терялись сложные хореографические группы.
Как оно было испокон веков заведено в театре, в танцевальном сообществе немедленно начались склоки. В конце концов Кошуа и танцовщик Тессье подали королю жалобу на балетмейстера Пуатье. Самодержец не только уволил балетмейстера, но и ославил его в прессе, можно сказать, на всю театральную Европу. 20 августа 1743 года в газетах Берлина, Парижа и Лондона появилось гневное письмо Фридриха, в котором он обозвал Пуатье «тупицей и мошенником» и заявлял, что его труппа обойдется без этих презренных личностей (танцовщица Ролан из солидарности с Пуатье уволилась сама). По указанию Фридриха в Париже наняли балетмейстера Лани, который привез с собой в Берлин сестру Мадлен и еще одну танцовщицу, а также предложил Фридриху свои услуги по поиску новой звезды. Но король опасался, что танцоры-французы сговорятся между собой, и потребовал от своего доверенного лица заключить контракт с итальянской балериной Барбариной Кампанини, слава которой гремела по всей Европе.
Мытарства балета в Италии
Надо сказать, что в ту пору в балетном мире практически безраздельно царили французы. Балет возник примерно в одно время как в Италии, так и во Франции и до определенной поры развивался параллельно, причем обе разновидности дополняли друг друга заимствованием чисто национальных особенностей. После же 1600 года, когда во Флоренции был представлен первый оперный спектакль, положение в балете изменилось не в пользу Италии.
Во Франции при короле Людовике XIV была учреждена Академия музыки, которая занималась также и балетом, и заложены основы канонов этого благородного искусства танца, требовавшие строгого соблюдения. Родившийся же в Италии новый жанр оперы пользовался бешеной популярностью, завоевывая новые города и новых поклонников по всему Апеннинскому полуострову (напоминаем, что территория современной Италии в ту пору состояла из значительного количества небольших полуфеодальных государств, причем часть из них управлялась представителями неитальянских династий). Строились большие театры (Палермо, Неаполь, Рим, Болонья, Модена, Милан, Падуя, Венеция), в которых основное внимание уделялось оперной труппе, тогда как балет оказался в положении пасынка. Танцоры использовались исключительно для исполнения интермедий в антрактах между действиями оперы. Чтобы как-то привлечь зрителей и получить свою порцию аплодисментов, исполнители стали злоупотреблять виртуозностью, танцевали в чрезвычайно быстром темпе, высоко прыгали и стремительно вращались. Ни о каком изяществе исполнения, отличающихся благородством движениях, соблюдении неких канонов и речи быть не могло. Иногда такие танцы граничили с чистой воды акробатикой, что позволяло сорвать у публики лишние аплодисменты и создало итальянским исполнителям репутацию «легких на ногу». Оплачивалось подобное служение Терпсихоре чрезвычайно скудно, а потому в балетные школы родители отдавали детей с превеликой неохотой, чаще всего лишь в силу семейной традиции. Неудивительно, что более или менее талантливые исполнители старались уехать на работу за границу, где их труд вознаграждался более щедро.
