Еще в бытность свою кронпринцем он занялся сооружением в Мюнхене строений общественного назначения, в архитектуре которых явно отражалось его увлечение античной Грецией. Наиболее значительные среди них – здание университета на Людвигштрассе, церковь Св. Людвига, Маршальский зал, Триумфальные ворота, Государственная библиотека, Королевская площадь с Глиптотекой, Пропилеями, Старая Пинакотека, зал славы и статуя Баварии. Особого внимания заслуживает здание Валгаллы близ Дуная, нечто вроде храма славы Германии с бюстами выдающихся немцев (при Людвиге в этой чести было отказано лишь вождю Реформации Мартину Лютеру, но впоследствии эта прискорбная ошибка была исправлена). Были также достроены две башни старого собора в древнем Регенсбурге, ставшие символом города.
Тут следует отметить, что часть средств на строительство этих зданий Людвиг выделял из собственного кошелька, даже после того, как отрекся от трона. При этом в личной жизни король проявлял не то что некоторую прижимистость, но просто откровенную скупость. Он не стеснялся появляться в поношенной одежде и свел к минимуму расходы двора. Если королева или дети изъявляли желание отправиться в поездку, даже с лечебными целями, они должны были представить главе семейства бюджет предстоящих расходов, который затем должен был быть неукоснительно выполнен. Перерасход средств считался долгом, который надлежало возместить. При всем этом Людвиг тратил большие деньги на художественные коллекции (он более 40 раз совершил путешествие в Италию, каждый год проводил там несколько недель и приобрел в Риме виллу «Мальта»
[27]), а также поистине по-королевски содержал своих любовниц. Невзирая на то, что монарх каждодневно вставал в половине пятого утра и садился за работу, вникая во все мелочи, он обязательно выкраивал время для сочинения как минимум одного стихотворения. Все пристрастия короля подверглись едкому осмеянию великим немецким поэтом Генрихом Гейне в его «Хвалебных песнопениях королю Людвигу».
Внешности король был совершенно невзрачной, кожа его лица после перенесенной оспы покрылась рябинками, к тому же его весьма уродовало родимое пятно, ни то, ни другое художники обычно на его портретах не изображали. От рождения Людвиг был несколько глуховат, что часто приводило к забавным недоразумениям. В довершение ко всему король был подвержен вспышкам гнева, во время которых начинал беспомощно заикаться. Несмотря на подобные физиологические ограничения, душа Людвига была постоянна в своем неизменном устремлении к идеалу красоты во всех ее проявлениях, и в первую очередь к женским прелестям. Одной из главных слабостей короля была его любвеобильность.
По приказу монарха в загородном дворце Нимфенбург была создана «Галерея красавиц», которую придворный художник Й.-К. Штилер
[28] в период с 1827 по 1850 год украсил 36 портретами 35 женщин. Августа Штробль, дочь королевского бухгалтера и жена лесничего, удостоилась чести позировать для двух. Первая картина не понравилась Людвигу, поскольку Штилер слишком подчеркнул «лебединую» шею Августы, но переписывать холст не разрешил. Во втором портрете, для которого бедняжке пришлось позировать в чрезвычайно неудобной позе, художник зрительно укоротил шею за счет двойной цепочки. Местная знать с неодобрением относилась к затее монарха, ибо наряду с портретами аристократок, принцесс и супруг послов там присутствовали жены скромных чиновников и даже дочь сапожника, Ирен Зельдмайр, служившая приказчицей в лавке, торговавшей игрушками. Потом к ним добавилась еще и Лола Монтес, которой, с точки зрения здравомыслящих людей, называвших все своими именами, место было только в одной-единственной категории женщин, открыто торговавших своими ласками. На все недовольные высказывания король неизменно отвечал:
– Только красота имеет значение!
Он любил наносить визиты в мастерскую художника и лично проверять сходство изображения на холсте с моделью, иногда заставляя Штилера переделывать портрет, ибо находил его не отражавшим личность изображаемой персоны. В таких случаях король проявлял большую требовательность и не стеснялся в резкости критики.
Десятью годами позже к 36 портретам прибавились еще два, написанные Фредериком Дрюком, учеником Штилера. Один из этих двух возник как следствие запоздалой страсти, которой уже выживавший из ума 70-летний Людовик воспылал к 20-летней баронессе Шарлотте фон Ридт.
Наиболее добропорядочным и богобоязненным представителям высшей аристократии не нравилось также присутствие там портрета баронессы Амалии фон Крюденер, урожденной графини фон Лерхенфельд (1808–1888). По матери, княгине Турн-и-Таксис, Амалия принадлежала к одному из старейших герцогских родов Мекленбург-Штрелиц и приходилась двоюродной сестрой Александре Федоровне, жене императора Николая I. Вся загвоздка состояла в том, что Амалия была незаконнорожденной, плодом страстного романа матери с графом фон Лерхенфельдом, скончавшимся вскоре после рождения этой побочной дочери. Облик Амалии с юных лет отличался утонченной прелестью, ей было всего пятнадцать лет, когда в нее без оглядки влюбился сотрудник российского посольства в Мюнхене, начинающий поэт Федор Иванович Тютчев, называвший ее в своих ранних стихотворениях не иначе как «младая фея». Молодой человек даже сделал ей предложение, но получил отказ от ее опекунов, им хотелось прикрыть двусмысленное положение девушки каким-то титулом, хотя в Баварии рассчитывать на такую удачу не приходилось.
Мужем Амалии стал первый секретарь российского посольства Александр фон Крюденер, на 22 года старше ее и увечный – он не владел одной рукой. Позднее молодая супруга переехала с ним в Санкт-Петербург, где блистала при царском дворе и последовательно стала сначала фавориткой самого Николая I, а затем шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа. Она на всю жизнь сохранила дружбу с Ф.И. Тютчевым, который в своих письмах отзывался о ней таким образом: «Вы знаете мою привязанность к г-же Крюденер… После России это моя самая давняя любовь».
Но эти попутные сведения есть лишь краткое отступление на тему российских связей с европейской историей, а нам пора вернуться к личной жизни Людвига Первого. Отношения с королевой Терезой были почти что официальными, оба добросовестно исполняли свой монарший долг, изображая на людях образцовое семейство, отца и мать народа. Долгом было также обеспечение королевства наследниками, которых у этой августейшей четы родилось шестеро. Сердечную же склонность Людвиг питал к совершенно другим женщинам, причем к одной из этих дам после угасания сердечной привязанности духовная близость сохранилась на всю жизнь.
