Это обычные и глупые слова, но скажи мне, ты ощущаешь, какое в них отчаяние? Этот ребенок действительно нездоров. Бимба ужасно на нее ворчит, никогда не сдерживается. Это не ее вина, в конце концов, это сделали другие, почему Бимба так несправедлива?
Сегодня я действительно была готова расплакаться. Бабушка думает, что я должна вернуться к своей цели стать поэтом. Я закричала: «Бабушка, ты не понимаешь!» Мама хотела превратить меня в писателя, но разве можно кого-нибудь «превратить» в писателя? Ох, эти люди ничего не понимают. И говорят мне об этом сейчас, когда я стараюсь прекратить писать стихи. Потому что я не хочу писать, когда есть о чем писать, и я хочу писать – но когда я могу, когда мне приходится. Они не знают, как это больно. А убийство продолжается, убиение. Зигуш, он один – дыхание весны и солнечный свет.
Вы мне поможете, Булуш и Господь.
14 июня 1942 г., воскресенье
Темно, не могу писать. В городе паника. Мы боимся погрома, мы боимся депортаций. О Господь Всемогущий! Помоги нам! Позаботься о нас, дай нам свое благословение. Мы выстоим, Зигуш и я, пожалуйста, позволь нам, позволь нам пережить войну. Позаботься обо всех, о матерях и детях. Аминь. Вы мне поможете, Булуш и Господь.
15 июня 1942 г., понедельник
Я беспокойна и пьяна. Целый день провела в жутком страхе. Я устала, измотана, в отчаянии. И я так тосковала… я тоскую. Только подумай, два дня и две ночи. Темные ночи, плотная тьма, только подумай, я так горела, я так тосковала.
Днем я задыхалась от тяжелой, угрожающей атмосферы мертвого города. О, днем так тяжело. Нервы напряжены, они вздрагивают от напряжения, чувства тоже напряжены, умираю от тоски.
Был Зигуш милым? Не знаю, был ли он особенно милым, но он был каким-то восхитительно мужественным. И под конец я ощутила, что он прежде всего мужчина. Я это почувствовала второй раз. Сравнила это с книгой. Удивляюсь на себя, что смогла. Хочу громко хохотать, ха-ха-ха, смеяться до изнеможения. Это чувство достойно богов и людей в состоянии экстаза. Надо отпустить. Нет! Нет! Мы выстоим. Правда? Да. Моя замечательная весенняя голова, мы выстоим!
Он был восхитителен, и когда я с ним, чувствую себя такой маленькой, как ребенок, чувствую себя в безопасности. Сейчас совсем темно. Пишу в темноте, но все же знаю, что пишу.
Разговор о губах не был приятным, но ничего не испортил. Это никто и ничто не может испортить.
Всемогущий Боже, пожалуйста, пусть это продолжается, не оставляй нас. Только Ты можешь нас защитить, а моя вера настолько сильна. Вы мне поможете, Булуш и Господь.
Этот трепет желания —
Красно-кровавый созревший плод —
Останется в мыслях.
Тело мое изнывает,
Вздымается грудь,
Вены пульсируют,
Ослабевает воля
В этом священнодействе,
В этой священной боли.
Обхвачу тебя, зажму тебя между ног —
Красный сок
Потечет по дрожащим моим коленям,
Буду счастлива я – забирай меня, выпивай,
Я от этого только живее, только сильнее.
Свяжет нас – на вечность – красная нить.
Поцелуев моих не унять,
Свет мой – не погасить.
Верх неприличия! За это ударю сама себя по лицу, но все равно буду это писать. Вечером! Я не записала молитву. Я написала о глупости и думала о ней. Прости меня, Господи. К кому я буду протягивать руки, если Ты оставишь меня? Кому я буду доверять? Святой Боже, прошу, защити меня, положи руку на головы тех, кто верит, кто нуждается в Твоей защите.
Дорогая мама, сегодня, в этот жуткий, страшный миг, ты с чужими людьми, а, может быть, так лучше, может быть, ты в большей безопасности… но если бы ты была (не дай Бог)… если бы мы были… не хочу этого говорить. И опять-таки, в сотый раз, когда дети прижимаются к своим матерям, ты так далеко. Все важные, опасные, решающие моменты в жизни разделяют нас. И ты, моя дорогая мама, молись о нас, молись о нас, где бы ты ни была. Бог один. Он услышит тебя, молись о своих осиротевших детях. Наш Господь единственный, люди умирали с этими словами, веря, а я еще жива, жива и верую.
Вы мне поможете, Булуш и Господь.
18 июня 1942 г., четверг
Сегодня у меня большой день, мне исполнилось восемнадцать 18-го. Теперь я взрослая, но многого не знаю. В моей жизни было уже много печали и беспокойства, много радости и любви тоже. Но я многого не знаю, я даже не знаю, что мне надо знать. Прямо сейчас я чувствую себя хорошо, не так плохо, слава Богу.
Нора милое, доброе существо. И она страдает, потому что многого не знает. Странно, как мы все притягиваем друг друга, мы – такие «самокритичные». Ей нравится Мацек. Это было бы здорово, правда? Я ломала голову. Потом все собрались, и было славно. Норка мне подарила альбом, полный, красиво переплетенный, замечательно! О, есть что-то такое приятное, такое милое, такое хорошее, что нас поднимает, делает нас лучше. Сбылась еще одна мечта. Нора, я думаю, ты знаешь, что она не последняя…
Зигуш мне подарил шоколад и два имбирных сердца, Ирка – цветы и духи, а Мацек прислал мне розы и открытку с пожеланием, чтобы исполнились все мои мечты.
А я? Что я могу сказать, иногда я мечтаю быть знаменитой, достичь высот, летать по всему миру и не только в мыслях. И все же иногда я хочу просто быть обычным человеком – горожанкой, матерью. Я хочу, страшно хочу, иметь детей, счастливых и хороших, добродетельных, благородных и честных детей. Кто знает, какая из этих задач благороднее, какая труднее?
О, мне так хорошо, мама, и я знаю, что ты посылаешь мне много прекрасных слов по воздуху. Ты знаешь, что мне уже 18? Да, и я верю, и люблю тех, кого любила.
Я решила, начиная с сегодняшнего дня, работать над собой. Время еще есть, можно еще кем-то стать. Тот, у кого есть духовная жизнь, кто может вести такую жизнь, должен иметь, на чем ее строить. Не все жизни стоят на красивых ногах. И да, да, да… Надо это говорить? Ну да, я скажу, потому что это как песчинка, застрявшая в ракушке, которая становится жемчужиной. Страдание – жемчужина любви. Я рассердилась на Ирку и Зигу. Не могу даже представить хорошие моменты, чем-нибудь не отравленные. Но он был такой милый, это правда, такой очаровательный. Он придет завтра. Если это не сон, мы воспарим высоко…
Это прощание меня разозлило.
Завтра я пойду к Норе за Кисеком.
Доброй ночи. Мама, шлю тебе поцелуй, обнимаю тебя как всегда. Ты любишь меня больше всех в мире. Твои пожелания – путь, по которому мне надо идти, и благословение моей жизни.
Вы мне поможете, Булуш и Господь.
19 июня 1942 г., пятница
И Бог спас Зигу. О, я вне себя. Они забирали людей всю ночь. Собрали 1260 парней. Много жертв, отцы, матери, браться. Красное море нашей крови, прости нам наши грехи, услышь нас, Господи Боже! Это была жуткая ночь, слишком жуткая, чтобы ее описывать. Но Зигуш был здесь, мой милый, милый и любящий. Было так хорошо, мы ласкались и целовались бесконечно. Я почти забыла о вчерашнем дне, хотя это был мой день рождения, так что он мог этот день посвятить мне. Но он такой. Такой у него характер, такая натура. Он любит «женщин». Зоська, эта «рыжая хмарь», тоже здесь была. Я так сглупила, показала ей стихотворение. Даже З. это сказал. Ну, именно это и имеет значение. Бывают моменты, когда человек может говорить и писать, но не действовать. И это действительно было так прекрасно, что стоило пострадать. Но иногда, думаю, оно того не стоит, чтобы любящая женщина платила слишком высокую цену.
