Однако церемонный прием во дворце сильно охладил восторги принца. Его стихотворное приветствие, в котором он изливал бурные чувства своего сердца, было встречено присутствующими гробовым молчанием, а инфанта произнесла слова, продиктованные ей Государственным советом таким ледяным голосом, что это было способно затушить любовный жар самого пылкого Ромео. Однако Бекингем, не желавший выпускать из рук инициативу, потребовал более определенного ответа. На сей раз ему без обиняков сообщили, что ничто не сдвинется с места, пока не будет получено разрешение папы римского, Григория ХV. Но папский нунций в Мадриде тут же нашел сотню отговорок, Рим был далек, а папская курия слишком хорошо известна неспешностью принятия решений. Без папского разрешения можно было бы обойтись лишь в том случае, если принц перейдет в католическую веру.
Такого афронта Бекингем не предвидел. Он выставил то возражение, что, побуждаемый единственно порывами любви, принц не рассчитал, что ему предстоит отказаться от англиканской веры. Граф Оливарес предложил оставить все на усмотрение папы. Бекингем понял, что эти непоколебимые люди никогда не отдадут инфанту в жены протестанту.
Испанский же двор отправил в Рим курьера, который вез с собой два письма. В одном король требовал немедленно дать разрешение на брак, а во втором, секретном, просил его святейшество Григория ХV не принимать слишком скоропалительного решения. Тем временем высоких гостей развлекали бесконечной чередой выездов на охоту, пиров и театральных представлений. Это совершенно не устраивало Бекингема, который планировал одним махом устранить все препоны на пути брака и, таким образом, заработать себе капитал крупного политического деятеля. Зная маниакальную страсть своего повелителя к животным, он отправил ему чистопородного скакуна невиданной красоты, несколько берберийских верблюдов и присовокупил длинное послание, в котором требовал прислать драгоценности:
«Ваш песик полагает, что у вас имеются драгоценности, недостойные вас и ваших чад, но весьма подходящие для особ, которым надлежит вручить подарки».
Фаворит пытался сыграть на тщеславии Иакова, ибо отлично знал, какую больную струнку престарелого короля следует задеть. Невзирая на тяжелое финансовое положение Испании, гранды еще были в состоянии пускать пыль в глаза. На их черных бархатных костюмах выгодно выделялись массивные золотые украшения с крупными камнями, вывезенными из Южной Америки, а платья женщин были поистине неподъемными от золотого шитья и тысяч жемчужин. Известно, что королев и принцесс в парадных одеяниях в то время либо водили под руки, либо носили, поскольку сами они были передвигаться не в состоянии. На груди королевы Елизаветы, сестры Людовика ХIII, красовалась знаменитое «Королевское украшение»: квадратный голубой бриллиант «Эстанк»
[12] чистейшей воды, весом в 100 карат, в филигранной оправе, с которой свешивалась идеальной формы каплевидная жемчужина «Перегрина»
[13], одна из самых крупных и совершенных в мире (134 жемчужных грана).
Гостям было далеко до хозяев, в особенности принцу Карлу, которому Бекингем был вынужден одалживать золотые цепи и украшение для шляпы. Фаворит потребовал от короля выслать сыну самое красивое украшение для шляпы, бриллиант «Португальское зеркало» уникальной огранки (26 карат), алмазные серьги для инфанты и несколько ниток самого крупного жемчуга, «в противном случае ваш песик потребует ошейник (игра слов: по-французски collier означает как ожерелье, так и ошейник)». Он также запросил драгоценности леди Бекингем, чтобы более изобретательно варьировать украшения своих костюмов. Надо сказать, что в то время не существовало особой разницы между ювелирными изделиями для женщин и мужчин, которые ровно так же носили серьги и ожерелья. Известно, что Карл I не вынимал из уха огромную каплевидную жемчужину, таинственным образом пропавшую после его казни. Что же касается украшения для шляпы, у Иакова I их было два, вошедших в историю: известное под названием «Три брата» (в центре крупный квадратный бриллиант, зажатый между тремя прямоугольными рубинами и тремя крупными жемчужинами, четвертая закреплена подвижно, как подвеска), второе же было создано в честь воссоединения Шотландии и Англии при восшествии Иакова на трон. Это было ювелирное творение из квадратного рубина, двух квадратных бриллиантов, одного ромбовидного (так называемый «Большой Гарри» из наследства Марии Стюарт), грушевидного «Санси» (55 карат), двух крупных жемчужин и множества мелких бриллиантов.
Иаков, остро воспринимавший упреки своего фаворита, не замедлил откликнуться на его запросы. Сохранился перечень присланных им драгоценностей: «старинный лотарингский крест, две пары удлиненных бриллиантов в форме якоря, длинная нить жемчуга, каркан
[14], тринадцать крупных рубинов, тринадцать ниток жемчуга, завязанных в виде бантов, три алмазных подвески, одна для лба и две для серег» (также предназначенных для подарка инфанте). «Зеркалу Португалии», бесцветному бриллианту прямоугольной формы, предстояло украсить собой шляпу фаворита. Король, для которого на первом плане стояла задача ублажить Бекингема, написал ему: «Если Бэби Карл сможет обойтись без двух бриллиантов в форме якоря и подвески, они будут достойны лорда-адмирала».
Таким образом, в Мадрид были отосланы драгоценности на баснословную сумму шестьсот тысяч фунтов стерлингов. Маркиза Бекингем, которая ни в чем не могла отказать любимому мужу, хотела присовокупить все содержимое своего ларца, но король, считая удовлетворение потребностей фаворита делом своей чести, запретил ей идти на такие крайние жертвы.
Целью Бекингема было ослепить испанский двор, чрезмерная учтивость которого лишь прикрывала возведенную в крайнюю степень спесь. Испанцев же, помешанных на этикете, потрясало крайне свободное поведение маркиза, который обращался с принцем Уэльским как с младшим братом, садился, вставал, снимал шляпу или покрывал ею свою голову, когда ему вздумается, выражался по принципу «что на уме, то и на языке», ни с того ни с сего разражался оглушительным смехом (испанским грандам казалось, что фаворит смеется над ними). Такая привычная манера поведения Бекингема, не знавшего никаких ограничений при дворе Иакова Стюарта, лишь навредила ему на церемонном Иберийском полуострове.
Набожные испанцы всеми силами старались вывести души сих заблудших овечек на путь истинной веры. При посещении ими монастыря Св. Иеронима кармелит Франческо употребил все свое красноречие на длиннющую проповедь, которая не произвела совершенно никакого впечатления на англичан. Тогда испанцы привлекли ученых теологов, и они, под предводительством мудрейшего Антонио де Сотомайора, обратились к гостям с речами, прославлявшими католическую веру.
Все их труды пошли прахом. Карл, достойный сын своего отца, достаточно поднаторел в изощренных словопрениях, дабы разбить доводы Сотомайора, толковавшего церковные тексты в качестве обоснования утверждения, что папа римский является наместником Христа (как известно, главой англиканской церкви является король). Бекингем, плохо переносивший подобные мероприятия, вскочил, швырнул свою шляпу на пол и принялся неистово топтать ее ногами. Ученые мужи были окончательно скандализованы подобным поведением и с достоинством удалились.
