Надежды испанцев на то, что папа римский затянет с выдачей разрешения, не оправдались: Григория ХV, похоже, не покидала надежда обратить Англию в истинную веру без развязывания войн, от которых и так сотрясалась вся Европа. Карл сперва решил, что одержал победу, но ознакомление с условиями, сопровождавшими это разрешение, оказало на него воздействие ушата холодной воды, вылитой на его юную бесшабашную голову. Родившиеся от брака дети должны стать католиками, их воспитатели и наставники также быть католиками, инфанте предоставлено право привезти с собой столько католических священников и прислуги, сколько ее душеньке угодно, и гарантирована свобода исповедания католической веры. Наконец, все законы, преследующие католиков в Англии, должны быть признаны утратившими силу. Это означало возбудить ненависть народа как Англии, так и Шотландии против правящей династии, что повлекло бы за собой самые тяжкие последствия.
Перечень условий вывел из себя Бекингема, и, если поначалу он вложил всю свою душу в претворение в жизнь этого невозможного брака, теперь с таким же пылом принялся за его разрушение. Фаворит понял, какую ошибку совершил, и больше всего боялся стать посмешищем в глазах английской знати.
Первым делом он бросился к Оливаресу, но, совершенно не обладая дипломатической выдержкой, чуть было не довел дело до дуэли. Далее Бекингем призвал на помощь все свое обаяние и убил три часа на то, чтобы переманить на свою сторону папского нунция Массими, но и здесь его ожидал полнейший провал.
Тем временем принц Карл шаг за шагом сдавал свои позиции, так что испанцы были близки к тому, чтобы праздновать победу. Дабы закрепить ее, Оливарес заявил, что инфанта не покинет Испанию, прежде чем не будут отменены антикатолические законы, восстановлена свобода католического вероисповедания и гарантирована тройственной клятвой короля, принца Уэльского и Государственного совета. В ответ на вспышку гнева Бекингема граф Оливарес спокойно промолвил:
– Вы лучше бы не ввязывались в это дело, а доверили его лорду Бристлю.
В этот момент из Англии прибыла грамота, посредством которой король желал вознаградить своего любимца за тяжкие труды в ходе этого визита. Джорджу Вильерсу были пожалованы титулы графа Ковентри и герцога Бекингема. Было ли ведомо Джорджу Вильерсу, что сей герцогский титул имел весьма зловещую репутацию? Впервые он был пожалован в 1444 году 6-му эрлу Стаффорду по имени Хамфри, могущественному стороннику дома Ланкастеров в войне Алой и Белой роз. Сэру Хамфри не пришлось особенно долго наслаждаться своим возвышением, ибо в 1460 году он пал в битве при Нортхэмптоне. Титул перешел к его внуку Генри, который поддержал претензии Ричарда III на королевский трон, но потом по какой-то причине поднял восстание против этого злодея и узурпатора власти, за каковое дерзкое деяние лишился и титула, и головы. Насколько значимым было это событие для истории Англии, говорит тот факт, что великий Шекспир счел нужным ввести эту особу в свою одноименную трагедию. Судьбе было угодно, чтобы Джордж Вильерс посетил ее представление буквально накануне своей гибели. Король Генрих VII в 1485 году восстановил сына мятежного лорда, Эдварда, в правах на герцогский титул, но тот принялся интриговать против всесильного первого министра, кардинала Томаса Вулси и был казнен в 1521 году по обвинению в государственной измене. Таким образом, титул остался выморочным, но, по каким-то своим соображениям, король Иаков выбрал для возведения в герцогское достоинство именно дорогого Стини. Подобная милость для худородного дворянина, которым и являлся Джордж, представляла предел несбыточных мечтаний. Вряд ли он усмотрел в пожаловании титула, за которым в прошлом числились такие незадачливые носители, какое-то нехорошее предзнаменование.
Иаков I тем временем готовился к свадьбе: Сент-Джеймсский дворец великолепно украсили, небольшая флотилия под командованием лорда Ратленда была готова доставить принца и принцессу Уэльских в Англию. Поэтому донесение от Коттингтона, полученное 14 июня, прозвучало для него ударом грома. Король долго проливал слезы, опасаясь, что его дорогие дети будут удерживаться в заложниках в Мадриде, пока парламент не проголосует за свободу католического вероисповедания. Он жаждал как можно скорее обнять их, о чем и написал им в своем послании, уверяя их, что «вы будете приняты здесь столь же сердечно, как если бы выполнили все задачи, которые стояли перед вами при отъезде».
Но еще раньше незадачливого жениха со сватом в Лондон прибыл новый посол Испании маркиз Инохоза, который привез с собой кучу сплетен о неподобающем поведении герцога Бекингема, выставлявших его неисправимым буяном, который в угоду своим капризам разрушил союз двух молодых людей. Как это обычно бывает, подобные истории обрастали самыми невероятными подробностями. Например, вполне серьезные историки утверждали, что он решил отомстить графу Оливаресу, соблазнив его жену. Лорд Кларендон первый отметил, что жена Оливареса была так стара и безобразна, что «не могла ни возбудить его аппетит, ни удовлетворить его мщение». Похоже, она проявляла к Бекингему нечто вроде материнской заботы и даже пыталась помирить его со своим мужем.
В Мадриде царила невыносимая жара, но принц Карл, со свойственным ему упрямством (которое и стало впоследствии одной из причин его гибели) не хотел покидать испанскую столицу с пустыми руками. Переговоры затягивались, и тогда Бекингему пришла в голову очередная блестящая идея одним прыжком перемахнуть через все препоны. Он подбил Карла упасть к ногам прекрасной принцессы и убедить ее в своей неукротимой любви, тогда уж точно все хитрости испанцев пойдут насмарку. Инфанта имела обыкновение по утрам дышать свежим воздухом в саду. Карл тайно направился туда, перебрался с помощью Бекингема через стену и упал к ногам девушки. Та не оценила романтического порыва принца, этого нечестивого еретика, и убежала, испуская отчаянные крики о помощи. Карл пытался преследовать ее, но путь ему преградил наставник инфанты. Принц понял, что попал в смехотворное положение, и ретировался.
В конце августа прибыло письмо от обеспокоенного короля, которое гласило: «Положение дел обязывает меня заявить вам, что вы должны предпочесть сыновнее послушание любви девицы». Тем временем до Бекингема дошли заявления испанцев, что они скорее бросят инфанту в колодец, нежели отдадут ее в лапы еретика. Затем обстоятельства сложились таким образом, что отъезд стал неизбежен. Один из дворян принца Генри Вошингтон заболел и на смертном одре призвал к себе иезуита. Его взбешенные друзья загородили священнику путь, а один из них даже ударил его в лицо. Скандал наделал много шуму, и Филипп IV призвал Карла отправить на родину всех протестантов из своей свиты. Это дало повод Бекингему для яростных пререканий с графом Оливаресом. Тот, выйдя из себя, показал ему письмо Филиппа IV. В нем король сообщал своему министру, что перед смертью его отец изложил свою волю никогда не отдавать инфанту Марию-Анну в жены принцу Уэльскому.
Положение несколько смягчилось, когда переговоры дошли до казуса с княжеством Пфальцским. Прижатый к стене граф Оливарес признался, что его католическое величество не собирается оказывать воздействие на императора Священной Римской империи по этому вопросу
[15]. Принц Карл очень любил свою сестру и поклялся вернуть ей ее владения, поэтому признание графа вывело его из себя. Он пригрозил, что без решения этой проблемы не может быть и речи ни о браке, ни о союзе между государствами.
