Анна Австрийская рассталась с Генриэттой-Марией через несколько дней после выезда из Амьена. Герцог поцеловал подол платья королевы, сидевшей на передке кареты. Внезапно он не смог удержаться и был вынужден спрятаться за занавесками своей кареты, чтобы скрыть льющиеся из его глаз слезы. Похоже, Анна не осталась равнодушной к проявлениям этих чувств. Бекингем отбыл, по буквальному выражению Ларошфуко, «страстно влюбленный в королеву и нежно любимый ею». Принцесса Конти, известная своим ядовитым язычком, несколько позднее высказалась, что гарантирует добродетель королевы только от пояса до туфель.
Герцог, сопровождавший принцессу Генриэтту-Марию, прибыл в Булонь в состоянии чрезвычайного возбуждения. Герцогиня де Шеврёз не захотела возвращаться в Париж, как того требовали ее обязанности гофмейстерины, а пожелала, чтобы муж взял ее с собой в Лондон. Тот, учитывая положение любимой супруги – она находилась на девятом месяце беременности, – пытался отговорить ее, но дама пустила в ход испытанное оружие слабых женщин, поток горьких слез, и супруг сдался. Не прошло и дня, как королева прислала к ней верного Лапорта с несколькими письмами, ответ на которые она ожидала получить незамедлительно. Анна Австрийская проявила столь великое нетерпение, что приказала губернатору Амьена, герцогу де Шольнэ, как сообщал в своих мемуарах Лапорт, «держать ворота города открытыми всю ночь», дабы ничто не могло воспрепятствовать гонцу.
Когда Лапорт выезжал из Булони, он столкнулся с Бекингемом и послом Холлендом, также спешно направлявшимися в Амьен. Те воспользовались предлогом необходимости доставки королеве-матери какого-то важного сообщения. Лапорт помимо ответа на письма королевы вез с собой также веер из перьев, подарок герцогини Бекингем, очень кстати прибывший из Англии.
В тот день Анна Австрийская, пережив накануне сильное потрясение, приказала лейб-лекарю пустить ей кровь – кардинальное средство от всех недомоганий в те времена. Ей пришлось улечься в постель, ее ложе, как и полагалось, окружало несколько придворных дам. Лапорт предупредил свою повелительницу о грядущем визите, на что та с деланным спокойствием ответила:
– Опять он здесь! Я полагала, что мы от него избавились.
Вечером появился Бекингем с видом человека, окончательно потерявшего разум от любви. По свидетельству современников, он приблизился к ложу королевы, упал на колени перед ним и поцеловал его покров с такими необычно бурными проявлениями чувств, которые не заставляли сомневаться в том, что он находился на грани потери рассудка. Королева была настолько смущена, что на некоторое время лишилась дара речи. Одна из фрейлин, пожилая, мудрая и добродетельная графиня де Ланнуа, сурово заявила герцогу, что во Франции не принято так вести себя, и хотела приказать слугам поднять его. Но Бекингем принялся пререкаться с почтенной дамой, оправдываясь, что не является французом и местные понятия о приличиях ему не указ. Затем он обратился к королеве, во весь голос наговорив ей нежностей, она же попеняла ему на его дерзость, однако же, «похоже, не испытывая никакого гнева». В тот же вечер Анна Австрийская при помощи доверенной камеристки передала герцогу письмо и небольшой ларец. В письме она просила его как можно скорее уехать, на память об их встрече королева дарила ему бант с двенадцатью алмазными подвесками.
На следующий день после этой из ряда вон выходящей сцены герцог еще раз попрощался с Анной Австрийской согласно чопорной процедуре церемониала. Больше им не было суждено увидеться. Герцог покинул Францию, а королева вернулась в Фонтенбло, где ее ожидал весьма разгневанный супруг. Он устроил настоящую головомойку Лапорту и Пютанжу, удалил их от двора и пообещал, что ноги Бекингема больше не будет в его королевстве. Таким образом, посещение герцога, невзирая на столь романтичную его окраску, закончилось полнейшим фиаско. Ему не только не удалось увлечь своих союзников в исполнение задуманного им предприятия, но он превратил Людовика ХIII и Ришелье в заклятых врагов как лично самого себя, так и своего монарха и своего королевства.
Тем временем Генриэтта-Мария и ее свита были вынуждены провести несколько дней в Булони в ожидании благоприятных условий для пересечения Ла-Манша. Впрочем, погода так и не установилась, и можно лишь удивляться железному здоровью герцогини де Шеврёз, которая, будучи на сносях, совершенно спокойно перенесла суточное путешествие и затем вовсю развлекалась в Лондоне, танцуя на балах и даже купаясь в Темзе. Свадебные торжества сильно подпортила свирепствовавшая в Лондоне чума, но все равно английские дамы «были вынуждены признать, что все их прелести ничто по сравнению с красотой мадам де Шеврёз». Между двумя балами Мари родила во дворце Хэмптон-корт девочку, Анну-Марию, впоследствии ставшую аббатиссой престижной обители Понт-о-Дам. Она прожила некоторое время гостьей во дворце Бекингема, как полагают одни современники, поддерживая пламя любви герцога к королеве; по мнению же других, став его любовницей. Одновременно герцогиня использовала все свое кокетство, чтобы очаровать сдержанного Карла I, и вполне преуспела в этом: ей удалось вырвать у него обещание, что будут соблюдены все условия брачного контракта. Это следует счесть немалым достижением: огромная французская свита жены начала раздражать короля с первого же дня. В конце концов, слишком длительное пребывание герцогини в Лондоне обеспокоило Ришелье, и он направил герцогу де Шеврёз письмо, в котором потребовал незамедлительного возвращения его супруги в отечество. Герцогине также больше не было суждено вновь встретиться с Бекингемом.
Бекингем без малейшего стеснения демонстрировал свою любовь к Анне Австрийской: носил медальон с ее портретом, во время банкета во дворце Уайтхолл не постеснялся выпить за здоровье французской королевы, держал в своем кабинете, а затем в адмиральской каюте своего корабля ее портрет. Современники заметили, что его начало раздражать слепое обожание супруги, и он временами даже не мог удержаться от того, чтобы назвать ее «глупой Кэт». Естественно, ему было дорого все, связанное с памятью о возлюбленной, тем более ее подарок. И вот тут-то всплывает знаменитая история с алмазными подвесками. Но прежде чем воскресить обстоятельства этой романтичной истории, следует немного рассказать о весьма незаурядной женщине, ставшей прообразом злодейки миледи Винтер.
Истинная жизнь и приключения миледи Винтер
Выше уже приводились кое-какие сведения о Джеймсе Хэе, графе Карлайле, одном из первых фаворитов короля Иакова I и впоследствии его сына. Напоминаем, что он был профессиональным дипломатом, выполнявшим поручения обоих королей в Европе, связанные, в основном, с протестантскими интересами Англии. Именно граф Карлайл совместно с графом Холлендом вел переговоры по заключению брака между принцессой Генриэттой-Марией и Карлом I. Джеймс Хэй был человеком утонченных вкусов, любителем искусств и ценил прекрасное не только в творениях мастеров. В 1607 году он, не без содействия Иакова I, вступил в брак с богатой невестой Онорией Денни, родившей ему двоих сыновей (из которых выжил лишь один), но брак этот продлился недолго. После смерти жены в 1614 году вдовец решил жениться повторно и на сей раз сделал это по склонности сердца. Хэй остановил свой выбор на молоденькой красавице, леди Люси Перси, дочери 9-го графа Нортумберленда. Казалось бы, ее родители были бы только рады выдать дочь за человека, носившего тогда титул барона Соли, пользовавшегося благосклонностью Иакова I, занимавшего должности тайного советника и камер-юнкера при стульчаке
[18], кавалера ордена Бани, выполнявшего особые дипломатические поручения, последовательно занимавшего пост посла в Германии, Франции, Испании и Венеции. На самом деле мать девушки жаждала этого брака, но отец наотрез отказался дать свое согласие.
