Началась осада, мероприятие нудное и требующее изрядного терпения и выдержки. Подобные качества были чужды герцогу. Примерно через месяц, не видя никакого продвижения, Бекингем, уже в мечтах возложивший на себя лавровый венок победителя, решил направить к Людовику ХIII тайного парламентера, дабы договориться о полюбовной сделке. Надо сказать, что в Англии сообщение об оккупации острова не вызвало обычного энтузиазма: отныне все, что было связано со «Зверем Апокалипсиса», лишь усиливало ненависть к фавориту.
В Париже парламентер предстал перед Государственным советом, где изложил предложение герцога: он уйдет с острова Ре и оставит Ла-Рошель, если Людовик ХIII примет его возвращение в Париж в качестве посла. Король заявил, что не желает «выслушивать никакого мирного предложения, пока англичане обретаются в его землях». Парламентер возвратился с пустыми руками, а вскоре королевские войска осадили Ла-Рошель. Бекингем запросил помощи у короля Карла. Тот был готов на все ради своего обожаемого Стини:
«…заверяю вас, что в любом случае я счастлив помнить о вас. Ни расстояние, ни время не смогут никогда ни ослабить, ни, тем более, умалить мою любовь к вам».
С невиданной для него энергией Карл ухитрился направить подкрепление и провизию. Лорду Холленду был отдан приказ подготовить эскадру для спасения. Задача была не из легких, ибо отношение народа к этому походу изо дня в день становилось все хуже. От фаворита начали отворачиваться даже его близкие. Весьма показательно в этом свете выглядит письмо матери Бекингема сыну:
«Я чрезвычайно сожалею, что вы бросились в такое большое дело, так мало позаботившись о ваших нуждах… Королевство не оплатит ваши расходы, всякий человек жалуется на бремя, которое несет… Втянуть все христианство в войну и затем взывать к религии, вовлекая Господа в сии омерзительные делишки, каковые столь же отдалены от Бога, сколь свет от тьмы!.. Позвольте посоветовать вам проводить больше времени в молитве и размышлении о поступках, которые понравятся тому, от которого вы столько получили… Господь благословил вас, даровав вам добродетельную супругу, прелестную дочку и, я надеюсь, другого сына, если вы не разрушите все, вступив на дурной путь. Ваша жена более не верит ни одному вашему слову, вы столько раз обманывали ее… Все, чем я обладала и обладаю, по праву принадлежит вам, но, увы! Я, с вашего согласия, потратила деньги, которые имела, и помимо этого еще тысячу фунтов, чтобы купить поместье Голдсмит Грэндж, в чем теперь раскаиваюсь. Я никогда не могла представить себе, что вам может потребоваться моя помощь».
Силы осажденных в цитадели Сен-Мартен подходили к концу и они уже были готовы сдаться на милость победителя, когда в ночь с 7 на 8 октября подошедшая под покровом темноты французская флотилия ловко воспользовалась расхлябанностью англичан, не ожидавших ее с этой стороны, и доставила осажденным провизию и подкрепление. Теперь о безоговорочной сдаче цитадели не могло быть и речи.
Надо сказать, что участие в этой кампании выявило новые неожиданные черты в характере фаворита. Бекингем проявлял истинную храбрость перед врагом; отбросил высокомерие, разделял вся тяготы походной жизни с окружающими. Теперь он уже не гнушался прислушиваться к советам опытных вояк, заботился о нуждах солдат, шел на риск для спасения раненых. Историки признают, что именно его активное участие позволило англичанам продержаться, без его присутствия армия уже давно бы разбежалась. Полковник Конуэй писал своему отцу:
«Наш генерал (говорю как перед Господом и без лести) ведет себя во всех случаях достойно восхищения, проявляя те стороны самого себя, которые оставались скрытыми по причине отсутствия подходящего случая выказать их».
Однако это произошло слишком поздно. После снабжения крепости Сен-Мартен продовольствием стало ясно, что осада потерпела крах. Надо было поскорее уносить ноги во избежание полной катастрофы, ибо среди англичан свирепствовали болезни, а постоянное недоедание самым плачевным образом сказывалось на моральном духе интервентов. Бекингем попытался воззвать к совести британских судовладельцев, предлагая им поставить провизию в обмен на соль и вино, награбленные на острове. Лишь один-единственный отчаянный храбрец отозвался на этот крик души, но мэр Бристоля запретил его судам выходить в море. Поэтому, когда военный совет принял решение убираться как можно скорее по-хорошему, не дожидаясь окончательной катастрофы, у герцога не хватило духа противоречить.
Тут переполошились жители Ла-Рошели, которые до сих пор относились к англичанам с некоторой опаской. Теперь же упование на помощь интервентов стало их единственной надеждой на спасение. Узнав, что осада с крепости Сен-Мартен снята, они приняли в город тысячу увечных воинов, прислали подкрепление в пятьсот солдат. Сильное воодушевление вызвало сообщение, что лорд Холленд наконец-то снарядил свою флотилию, причем король Карл уверял, что она без промедления отправится в путь. Узнав об этом, военный совет принял решение остаться.
Однако горизонт оставался чистым, флотилия не появлялась. Причины были все те же: недостаток практически всего, необходимого для снаряжения военного похода, постоянные поломки на кое-как построенных кораблях. В ожидании отплытия члены экипажей съели все запасы провизии, и лорду Холленду пришлось из собственного кармана оплатить покупку трех сотен баранов. Затем ветры сменились на неблагоприятные. Мучившиеся от вынужденного безделья моряки отравляли жизнь местному населению и баламутили народ, в котором уже давно зрело недовольство.
На острове же зарядили осенние дожди, что сделало жизнь интервентов совершенно невыносимой. Сжалившийся над англичанами король Дании предложил Карлу I свое посредничество в урегулировании отношений между Англией и Францией, но тот гордо отказался, подчеркнув в частном письме герцогу, сколь обширные полномочия он предоставляет в распоряжение самому Стини.
Тем временем на острове высадился авангард французского воинства числом в 2000 человек под командованием маршала Шомберга. Они заняли пустовавший форт Ле-Пре. К тому времени все бойцы Бекингема были сильно ослаблены болезнями, недоеданием и полным отсутствием перспективы сломить упорство противника.
Утром 5 ноября маршал Шомберг отдал приказ идти в атаку. Уже через два часа англичане отступили, потеряв около трехсот солдат. Бекингему не оставалось ничего другого, как отдать приказ об отступлении. Он галантно известил де Туарá, что победа остается за ним. Затем, по настоянию ларошельцев, которые хотели вывезти с острова зерно, он отложил отплытие до понедельника.
В ночь с воскресенья на понедельник маршал высадил на остров свои основные силы, следовавшие на некотором расстоянии за англичанами. Отплытие должно было происходить с небольшого островка Луа, связанного с Ре небольшим мостом, который герцог, невзирая на предупреждения, не озаботился укрепить со стороны Ре. Именно в тот момент, когда отступавшее воинство направилось на этот узкий переход, окруженный заболоченной почвой, маршал Шомберг, став во главе своих солдат, лично повел их в атаку. Зажатые между мостом, болотистой местностью и прибрежными рифами англичане попали в ловушку. Полный разброд среди них совершенно лишил отступавших способности защищаться. Французы, по свидетельству современников, «могли их убивать, топить, брать в полон, как им заблагорассудится». Добычу победителей составили 40 знамен, четыре пушки и множество пленных. Погибло две тысячи англичан. Преследование прекратилось лишь на подступах к Луа. Отплытие интервентов происходило в ужасном беспорядке. Они даже не озаботились забрать с собой награбленную на острове соль, по тем временам истинное сокровище, которое, по крайней мере, возместило бы затраты на эту безумную затею.
