Естественно, в Париже Дебарро ввел ее в круг таких же распутников, как и он сам, охочих до наслаждений. Марион, не отличавшейся ни особым умом, ни артистическими талантами, нравился широкий образ жизни, она была мотовкой и вскоре поняла, что вполне может зарабатывать, продавая себя. Ее клиентурой была исключительно аристократия: маркиз де Рувиль, граф де Мьоссен, маршал д’Альбре, маршал де Шатийон, герцог де Бриссак, маршал де Мейере и многие другие. Говорят, что несколько раз ее спальню посетил и сам Ришелье. По утверждениям современников, у нее было самое красивое тело, которое только можно представить себе, а грудь «белее лилии». За ее услуги клиенты расплачивались натурой, либо одеждой, либо серебряной посудой, – всегда достигалась предварительная договоренность на определенный вес. Марион не носила перчатки более трех часов; после ее смерти осталось одежды более чем на двадцать тысяч экю.
Умерла она в возрасте 36 лет, практически сохранив свою ослепительную красоту. Причина смерти по тем временам была вполне обыденной: желая избавиться от нежелательной беременности, куртизанка не рассчитала дозу сурьмы и скончалась, успев неоднократно исповедаться во всех грехах. Всеобщее возмущение обывателей вызвало то, что похоронили ее в венке из померанцевых цветов (символ девственности) весьма торжественно.
По легенде, Сен-Мар довольно долго содержал Марион, ему приписывают отцовство трех ее детей, рожденных в 1638, 1639 и 1641 году. С Марион Делорм ему пришлось порвать по велению Ришелье. Короля возмущало то, что Сен-Мар поздним вечером скакал из Сен-Жерменского дворца в Париж, там вовсю развлекался и ранним утром возвращался в Сен-Жермен, где, совершенно изможденный, заваливался в постель и спал богатырским сном до полудня, тогда как король, ранняя пташка, требовал его к себе. Король был потрясен, когда узнал, что г-н Ле Гран вместо сна подавался в Париж, чтобы повидаться с Марион Делорм, которую выдавал за свою жену. Это повергло его в изумление, ибо, как писал секретарь Гастона Орлеанского, «он поступал со своими фаворитами подобно собаке на сене, которая сама его не ест и других к нему не подпускает». Возможно, к ревности примешивалось еще чувство оскорбления королевской особы и предательства верности, которые надлежало проявлять по отношению к нему как к помазаннику Божию. Сохранился любопытный перечень жалоб короля на Сен-Мара, составленный самим Ришелье: фаворит непереносим, ленив, дерзок в речах, слишком уверен в своих способностях, распространяет неверные слухи, критикует всех и вся и с вызовом отказывается от своих собственных слов, сказанных перед королем. Людовик и его главный шталмейстер часто ссорились и по три дня не разговаривали друг с другом, а затем кардиналу приходилось выступать в роли миротворца. Очень часто после подобного примирения король и Сен-Мар имели обыкновение поступать чисто по-детски: они подписывали бумагу, удостоверявшую, что более не держат зла друг на друга. Например, 26 ноября 1639 года Людовик ХIII направил кардиналу такое письмо:
«Вы увидите из прилагаемого удостоверения, в каком состоянии находится примирение, которое вы устроили вчера; когда вы принимаете участие в каком-либо деле, оно не может не закончиться благоприятно. Приветствую вас.
Людовик».
Прилагаемое удостоверение выглядело самым необычным образом:
«Мы, нижеподписавшиеся, удостоверяем тех, кого это касается, что чрезвычайно довольны и удовлетворены друг другом, и никогда не пребывали в таком совершенном согласии, в каковом находимся сейчас. В удостоверение чего мы подписываем настоящее удостоверение. Составлено в Сен-Жермен, 26 ноября 1639 года.
Людовик
и по моему приказу
Эффиа де Сен-Мар».
Ришелье приложил немало усилий, дабы ставить препоны на пути всех милостей, которые Сен-Мар пытался выпросить у короля. Ему не удалось ни стать губернатором Вердена, ни командующим войсками, предназначенными для осады Арраса, столицы Артуа. Он получил в свое распоряжение лишь вооруженных солдат и гвардейскую легкую кавалерию, а Ришелье, насколько ему это удалось, принизил весьма почетную роль Сен-Мара в кампании Артуа. Когда фаворит отправлялся в этот поход, король взял с него слово, что он будет писать ему дважды в сутки. Если Людовик не получал от него хотя бы одно письмо в день, то разражался горькими рыданиями, уверенный в том, что Сен-Мар пал на поле боя.
Матримониальные планы фаворита
Сен-Мар горел желанием попробовать свои силы в управлении государством и потому хотел принимать участие в Государственном совете, но кардинал весьма бесцеремонно выгнал его из зала, где должен был заседать совет. Сен-Мар жаждал блеска и славы; не обретя таковых на полях сражений и на ниве госуправления, он задумал приобрести их путем женитьбы, причем заключить такой брак, который буквально ослепил бы и двор, и короля, и кардинала. Его совершенно не смущало, что намеченная им невеста была на восемь лет старше его, такой почтенный для семнадцатого века возраст девицы искупался множеством достоинств: принцесса Мари де Гонзаг-Невер (1611–1667), дочь герцога Неверского, внучка герцога Мантуанского, была невероятно родовита, богата и получила прекрасное образование. Достаточно сказать, что ее отец, истинный вельможа времен Возрождения, получивший образование в нескольких странах, владел одной из крупнейших коллекций картин Франции, которую в 1628 году продал английскому королю Карлу Первому. В семье герцога было три сына и три дочери. Для старшей, Мари, родители надеялись обеспечить какой-нибудь из ряда вон выходящий брак, а потому задумали отдать двух других в монастырь. Средняя согласилась, а младшая воспротивилась и ухитрилась выйти замуж дважды, причем через детей от второго мужа, курфюрста Пфальцского, породнилась чуть ли не со всеми наиболее уважаемыми династиями Европы.
Взращенную в осознании своей исключительности, старшую дочь герцога с юных лет обуревали самые высокие амбиции. В нежном возрасте 17 лет она решила выйти замуж не более не менее как за брата короля, герцога Гастона Орлеанского, который овдовел, не прожив с первой женой и года. Однако против этого брака восстали королева-мать и Людовик. Два года спустя, после весьма неординарных приключений, включавших двухмесячное заключение Мари в королевских покоях Венсенского замка, дабы предотвратить ее тайное венчание с Гастоном, девице пришлось отказаться от своего замысла в твердом убеждении, что ее счастье разрушил кардинал Ришелье. Однако она благосклонно отнеслась к ухаживаниям Сен-Мара, ибо считала, что подчинит своей воле главного шталмейстера, сумевшего подчинить себе короля, и, таким образом, будет править его именем. Но Ришелье решительно воспротивился этому браку, в открытую заявив, что «не верит, что принцесса Мари настолько забыла свое происхождение, чтобы унизиться до столь низкого спутника». Это прозвучало прямым оскорблением. Принцесса без околичностей заявила претенденту на ее руку, что не согласится на этот брак, если он не станет герцогом или пэром, еще лучше коннетаблем. Сен-Мар не получил ни того, ни другого, ни третьего. Он не получил и королевского поместья Шантильи; правда, позднее король подарил ему графство Даммартен, оставив за собой право пользоваться им. Короче говоря, вынужденный терпеть общество неприятного ему человека и постоянно переживавший крушение своих замыслов, нетерпеливый молодой человек постепенно приходил к решению одним ударом убрать все преграды на пути к власти – т. е. смести их посредством осуществления заговора против ненавистного кардинала.
