Получив согласие на поддержку плана заговора Гастоном Орлеанским, Сен-Мар теперь уже основательно договорился о содействии этому предприятию с герцогом Буйонским. Сохранились свидетельства современников, что о заговоре знала и королева, хотя отказалась участвовать в нем. Как писала в своих мемуарах ее придворная дама, г-жа де Моттвиль, «она заклинала герцога Орлеанского, которого всегда считала своим другом, не говорить другим, что она знала о сием [заговоре]; он пообещал ей сделать сие и строго соблюл свое обещание. Она была ему благодарна и хвалила его за сохранение тайны, когда узнала, что заговор раскрыт».
Уверенный в поддержке брата короля и королевы, герцог Буйонский без колебаний заключил союз с Сен-Маром. Он согласился предоставить участникам заговора крепость Седан, но понимал, что не сможет удержать ее под натиском королевской армии, и счел необходимым получить поддержку Испании.
Тут в дело вступил один из активнейших участников заговора, Луи д’Астарак, маркиз де Марестанг и виконт де Фонтрай (1605–1677). Историю вступления де Фонтрая в заговор всегда приводят в пример того, как неосторожно оброненное слово может настолько ранить человека, что придает ему невиданные силы в борьбе против обидчика. Современники даже были убеждены, что без активных действий де Фонтрая заговор Сен-Мара, возможно, и не оформился бы.
Незначительное с виду событие произошло в приемной кардинала де Ришелье, где находился вместе с другими придворными Фонтрай, который выглядел весьма непривлекательно, ибо был горбат. Его преосвященство ожидал прибытия какого-то важного дипломата и весьма оскорбительно заявил:
– Посторонитесь, господин Фонтрай, не стойте на виду, этот посол не переносит уродов!
Как писал в своих мемуарах де Фонтрай, «он вонзил мне в грудь кинжал». По-видимому, несколько позднее кардинал понял свою ошибку и попытался превратить этот инцидент в шутку, но поистине слово не воробей, и де Фонтрай превратился в его заклятого врага. Отныне он положил все свои силы на построение заговора. Уже в августе 1641 года Фонтрай и Сен-Мар беседовали в Амьене с Гастоном Орлеанским, который сетовал на то, что не видит людей, которые избавили бы Францию от кардинала. В глазах горбуна загорелся огонек, и он с жаром воскликнул:
– Вашему высочеству достаточно дать мне согласие, и я найду таких людей!
Сен-Мар и Фонтрай наметили предварительные планы заговора. Вскоре к ним присоединился Франсуа-Огюст де Ту. Этот явно незаурядный, неглупый, хорошо образованный, много путешествовавший человек сначала активно служил под руководством кардинала, занимая интендантские должности в армии в кампаниях в Артуа и Пьемонте, но затем подружился с недовольными кардиналом вельможами. Возможно, он был амбициозен и считал, что его служба не оценивалась должным образом.
Итак, в конце января 1642 года Гастон Орлеанский, Сен-Мар и герцог Буйонский решили, что пора действовать. Гастон полагал, что король Испании Филипп IV должен предоставить в распоряжение заговорщиков 12 000 пехоты, 6000 конников, а также деньги на оплату им жалованья, 400 000 экю. Со своей стороны, он брал обязательство заключить мир, по которому стороны возвращали захваченные друг у друга города. Филипп IV также обязывался выплачивать ежегодные пенсии: Гастону Орлеанскому – 120 000 экю, герцогу де Буйону и Сен-Мару – по 40 000 экю. Первая статья договора гласила, что его целью является установление мира между государствами и «не будет предприниматься никаких действий против Христианнейшего короля и во вред его государству, а также Христианнейшей правящей королевы». Затем заговорщики разъехались, причем Сен-Мар послал в Севенны дворянина родом из Оверни, де Шаваньяка, ветерана гражданских войн, с целью рекрутировать сторонников из числа солдат и офицеров.
Король и Ришелье в начале февраля отправились в Русильон на очередную военную кампанию. Де Фонтрай, прихватив с собой текст договора и письмо от Гастона Орлеанского фавориту испанского короля герцогу Оливаресу, тронулся в путь на Мадрид. Поскольку внешность у него была приметной, путешествовал он в одежде монаха-капуцина. После четырех дней переговоров, 13 марта 1642 года договор был подписан Оливаресом и псевдонимом де Фонтрая – Клермон. В приложении к договору указывалось, что центром действий станет Седан и, помимо Гастона Орлеанского, на себя берут обязательства «сеньор герцог де Буйон и сьёр де Сен-Мар, главный шталмейстер Франции». Поскольку здоровье короля становилось все хуже, Гастон обещал, что после смерти брата разделит регентство с Сен-Маром. На обратном пути во Францию де Фонтрая предупредили, что на пути в Испанию за ним следили, и он возвратился по другой дороге в Нарбон, где находился Сен-Мар.
По пути в Руссильон Людовик и кардинал двигались различными дорогами, ибо было невозможно размещать их вместе с их огромными свитами в маленьких городах. Ришелье пишет в своих мемуарах, что он лишь по воле Божией избежал опасности быть убитым заговорщиками, хотя Сен-Мар в ходе своего процесса отрицал намерение убить кардинала.
В Нарбонне Ришелье серьезно заболел, и Людовик отправился в Перпиньян, который был намерен осадить. Сен-Мар находился при короле и всячески уговаривал его расстаться с кардиналом. Фонтрай посетил его и пришел к выводу, что фавор главного шталмейстера подходит к концу, а король продолжает безраздельно доверять кардиналу. Де Фонтрай потребовал от Сен-Мара не удерживать его во Франции, и фаворит дал ему свободу действий, в результате чего тот бежал в Англию. Согласно договору, испанцы обещали предоставить свою помощь 1 июля. Из-за болезни Ришелье оставил Нарбонну и отправился на юг, где рассчитывал на более благоприятный климат.
Всю вторую половину апреля и май Сен-Мар не предпринимал никаких действий. 11 апреля в Нарбонну прибыл Франсуа де Ту. Его родственник, государственный секретарь де Бриенн умолял его не связываться с Сен-Маром, но тщетно. Де Ту пытался привлечь к заговору сыновей герцога Вандомского, сводного брата короля, но они отказались. Де Ту присоединился к Сен-Мару и всячески уговаривал его отказаться от интервенции Испании, указывая, что в случае смерти короля или кардинала все решится само собой.
11 июня в руки Ришелье доставили основное свидетельство о существовании заговора – копию договора с Испанией. До сих пор остается неизвестным, каким образом удалось заполучить эту бумагу. Был ли подкуплен кто-то в окружении Оливареса? Была ли то двойная игра маршала де Шомберга, который также был связан с Сен-Маром, и после его ареста ему было предъявлено обвинение, но был оправдан? Подозревают перехваченное письмо от Марии Медичи Сен-Мару, известившее кардинала о существовании договора с испанцами. Одним из вариантов является тот, что заговорщиков выдала Анна Австрийская. Как нам известно, она знала о существовании заговора, а де Ту держал ее в курсе о всех подробностях и предупредил о критическом моменте в развитии заговора. Но, по-видимому, королева, зная об ухудшении здоровья как кардинала, так и супруга, решила не рисковать – регентство, так сказать, было у нее в кармане. К тому же, по свидетельству современников, после раскрытия заговора отношения между супругами внезапно сильно улучшились, Людовик выказывал к ней «большую нежность».
